Владигор
Шрифт:
— И верно, зачем? — быстро согласился Чуча. И Владигор расслышал в его голосе явное облегчение.
К тому времени, когда они добрались на место, ночь уже полностью вступила в свои права. Желтая краюха луны и рассыпанное по черному полотну небес крупное крошево звезд озаряли Ладейную рощу блеклым, неуверенным светом. Миновав редкий подлесок, они вошли в густую темень дубовых крон и только здесь услышали тихий оклик караульного:
— Ну-ка, стой! Кто такие?
Владигор не успел ответить, за него это сделал кто-то другой:
— Не видишь разве? Князь и его
— Прости, князь, в темноте не признал. Мы уж тут беспокоиться начали…
— Да и я вот обеспокоился было, — хмыкнув, произнес Владигор, — почему это караульные пришлого всадника беспрепятственно подпускают к самой ватаге?
Стоящий сзади невидимый воин негромко рассмеялся:
— Не приметил, значит? А мы, князь, за тобой с четверть версты идем — от высохшего ручья. Там Горбач велел крайний заслон выставить.
— Что ж, за наши тылы я могу не волноваться, никто не проскользнет, — искренне похвалил он караульных. — Теперь покажите, где Ждан и Горбач расположились.
— В шатре дожидаются… Угор, проводи князя. Княжеский шатер был поставлен возле огромного валуна, издавна ладорскими жителями прозванного Великаном. Спешившись, Владигор передал повод Лиходея оруженосцу и подошел к Великану. Он грустно погладил ладонью его седой и чуть влажный от недавней росы мох.
— Извини, старик, — произнес одними губами. — Утром некогда было заглянуть к тебе, поздороваться. Небось друзья твои, дубы вековые, рассказали уже, какое злодеяние у крепостных ворот сотворили Черный колдун и Климога… Так что сам понимаешь — нет сейчас времени ни для беседы, ни для добрых воспоминаний. В хорошие дни свидимся — поговорим, а пока прости.
Сколько раз они с Любавой забирались по его северному, пологому склону на самое «темечко» Великана, усаживались рядышком, плечо к плечу, и маленький Владий слушал неторопливые рассказы сестры о великом и славном Синегорском княжестве… Небесные боги, как давно это было! И никогда уже не вернется то счастливое, безмятежное время…
К Владигор, спрятав печаль в глубине сердца, направился к своему шатру. Откинув полог, он вошел внутрь. Лицо его вмиг осветилось радостью — рядом с Горбачом и Жданом, потягивая медовуху из большой деревянной кружки, сидел Филимон.
— Филька, вот здорово! Какими судьбами, откуда? Ты ведь еще позавчера у Фотия был, конец-то не близкий!..
— Позавчера столовался у Фотия, вчера — дома, нынче — здесь. Служба такая, князь. А вот где ты пропадал, почему гостя ждать заставил?
— И у меня, друг, такая служба, — отшутился Владигор. — Хожу-брожу, осматриваю да обдумываю. — Затем спросил всерьез: — С чем прибыл? С вестями или так, проведать?
— У меня вести короткие, князь. Дружина Фотия к Замостью вышла, со дня на день возьмет город. А значит, отрежет путь на Ладор приграничному войску Гурия. Да Гурий, кстати, и не спешит. Пока даже из Селоча не выехал. То ли выжидает, чья сторона верх возьмет, то ли обиду затаил на Климогу и хочет чужими руками с ним расплатиться, то ли просто побаивается большого сражения, поскольку воевода из него никудышный.
— Добрые вести. Однако по
— Их-то мы втроем и обсуждали сейчас. Из Комара к стенам Удока вчера подошли две или три сотни борейцев. Попытались штурмом взять, но Савва крепко держится, не дрогнул. С востока борейцам его не обойти: места болотистые, гиблые, Заморочный лес опять же. А вот на правом берегу Звонки помехи им не будет. Там хоть и густой лес, но чистый. Обойдут крепость и вскоре сюда заявятся.
— Как скоро их ждать?
— Пока трудно сказать что-то определенное. Многое зависит от того, будут ли они дожидаться пяти сотен, которые из Мозыни плывут. Мозыньские не решились идти лесными дорогами, поэтому подзадержались. Но дня через три, думаю, уже выгребут к Звонке.
Владигор склонился над картой, развернутой прямо на шатровом ковре, глубоко задумался. Все молчали, хорошо понимая, что добавить к сказанному нечего. Положение складывалось очень тяжелое. Теперь все зависит от молодого князя: как он решит, так и будет. Крепость ли штурмовать, уходить ли в Синие горы, пробиваться ли в Замостье, к дружине Фотия… Ватага верит ему, любой приказ исполнить готова — и на бой пойдет за ним, и на смерть.
Гнетущая тишина неожиданно была прервана долетевшими снаружи возбужденными голосами. Откинулся полог, и в шатер заглянул Чуча.
— Прости, князь, что тревожу тебя, но дело не терпит отлагательства: тут на караульных один человек вышел, говорит, что перебежчик из крепости, тебя разыскивал.
— Что еще говорит?
— Он из дружинной сотни, Климоге служил. Теперь, дескать, его сотоварищи готовы поддержать молодого князя. Ждут сигнала, когда ворота для нас открыть…
Все, кто был рядом с Владигором, переглянулись. Морщины на озабоченных лицах расправились, глаза заблестели.
— Ну, князь, воистину Перун тебе покровительствует, — воскликнул Горбач. — Пришла подмога откуда не ждали!
— Ты в этом уверен? — хмуро спросил Владигор. И приказал оруженосцу: — Давай-ка сюда этого перевертыша, покалякаем.
В шатер ввели кряжистого, невысокого мужика, облаченного в добротные полотняные штаны и кожаную подкольчужную рубаху. На плетеном ремне висели пустые ножны, под глазом виднелась свежая ссадина. Похоже, караульные и дружинник не сразу поладили.
Он цепко оглядел присутствующих и быстро распознал среди них Владигора. Поклонился в пояс, учтиво произнес:
— Здоровья и долгих лет тебе, молодой князь.
— И ты здоров будь, незнакомец. Что привело тебя среди ночи в эти края?
— Войско твое искал, — ответил дружинник. Но продолжать не стал, намекая на лишние уши. Владигор кивнул караульным — мол, спасибо за службу, дальше сам разберусь. Двое вышли, а третий — Чуча — сделал вид, что к нему это не относится. Присел у входа, скрестив ноги, на всякий случай вытащил нож из-за пояса…
Дружинник начал рассказывать. Про ночное пиршество, устроенное Климогой для сотни; про то, что Рогня выведал у телохранителя Ареса; про скрытое недовольство дружинников и готовность многих из них перейти на сторону мятежников.