Владимир Храбрый. Герой Куликовской битвы
Шрифт:
Сары-Ходжу привели в дом наместника. Там его поджидал Владимир, уже без доспехов, в роскошном княжеском платье, с золотой гривной на шее.
— Ты подлейший из людей, — заговорил со знатным пленником Владимир, даже не предлагая тому сесть на стул. — На Куликовом поле я пощадил тебя, взяв с тебя слово, что ты впредь не обнажишь меч на русских. По своей душевной подлости ты нарушил данное слово и взялся за старое. И вот ты вновь мой пленник, Сары-Ходжа. Теперь пощады не жди!
Светлые глаза Владимира сверкнули ледяным блеском. Он сидел в кресле с подлокотниками, откинувшись на высокую спинку.
У окна на скамье расположился чернобородый
За спиной у Сары-Ходжи стояли два молодых гридня из дружины серпуховского князя.
У пленника был распухший нос и синяк под левым глазом. Добротную одежду с него сняли воины из дружины наместника, дав взамен старый рваный халат, такие же порты и стоптанные башмаки. Поэтому вид у Сары-Ходжи был довольно жалкий.
— Чего ты бороду покрасил в рыжий цвет? — поинтересовался Владимир и жестом позволил пленнику сесть на стул возле печи.
— Я недавно женился на знатной персиянке, а у нее в роду так заведено, чтобы мужчины красили волосы или бороду хной, — ответил Сары-Ходжа. И тут же жалобно простонал: — Пощади меня, князь. Я могу быть тебе полезным. Теперь ханский трон в Орде занимает Тохтамыш, величайший воитель. Сразу после Куликовской битвы Тохтамыш разгромил остатки войск Мамая. Спасаясь от Тохтамыша, Мамай бежал в Кафу к фрягам, но те убили его.
— И правильно сделали, — вставил Владимир, переглянувшись с наместником.
— Тохтамыш железной рукой объединил Золотую Орду под своей властью, — продолжил Сары-Ходжа. — Тохтамыш взял Москву, чего не смогли сделать ни Ольгерд, ни Мамай…
— Что ты сказал, нехристь? — вздрогнул Владимир. — Что ты сказал?!
— Я сказал истину, князь, — пробормотал Сары-Ходжа. — Москва взята Тохтамышем больше недели тому назад.
— Лжешь, собака! — вскричал Владимир, стиснув кулаки. — Не мог Тохтамыш взять Москву! Ибо стены Москвы неприступны!
— Московляне сами открыли ворота Тохтамышу после трех дней осады, — сказал Сары-Ходжа. — Я свидетель этого.
— Лживая свинья! — Владимир вскочил, отшвырнув кресло. Бросившись на побледневшего Сары-Ходжу, он встряхнул его с такой силой, что у того лязгнули зубы. — Ты решил поиздеваться надо мной, негодяй. Ну, тогда получи за это!
Сильным ударом кулака Владимир сбил Сары-Ходжу с ног.
Возвышаясь над поверженным пленником, Владимир язвительно спросил у него:
— Ну-ка, дружок, скажи мне, взял ли Тохтамыш Москву?
— Взял, — чуть слышно ответил Сары-Ходжа, держась за челюсть обеими руками.
— Ах ты, лживая собака! — зарычал Владимир и принялся пинать пленника ногами. — Это тебе за ложь!.. За наглость!.. За упрямство!..
Кирей, подскочив к Владимиру, с трудом оттащил его в сторону.
— Угомонись, князь! — сказал он. — Похоже, сей ордынец правду молвит.
— И ты туда же! — Владимир гневно сверкнул очами на Кирея. — Бороду отрастил, а ума не нажил. Веришь бредням этого ублюдка! — Владимир сердито кивнул на скорчившегося на полу Сары-Ходжу. — Эх, боярин!
— И все же, князь, надо бы послать гонца в сторону Москвы, — озабоченно вздыхая, проговорил Кирей Смоктун. — Нехорошее предчувствие меня одолевает. Вдруг и впрямь пала Москва под натиском Тохтамыша?
— Ладно, боярин, — нервно прохаживаясь по светлице, сказал Владимир. — Посылай гонца. Да пусть он кратчайшей дорогой к Москве скачет. — Князь повернулся к своим гридням и, ткнув пальцем в неподвижного Сары-Ходжу, жестко обронил: — А эту падаль в подвал швырните!
Кирей Смоктун так и не отправил гонца в Москву, поскольку надобность в этом отпала уже на следующий день. Не веря пленным татарам, утверждавшим, что они видели, как Тохтамыш вступил в Москву, жители Волока Ламского не могли не поверить русичам, ставшим свидетелями этого ужасного события. Смерды из подмосковных деревень видели огромное огненное зарево над каменными московскими башнями и храмами. Татары два дня грабили Москву, потом конные отряды степняков рассыпались в разные стороны, устремившись к Звенигороду, Дмитрову, Юрьеву, Переяславлю-Залесскому… Смерды-беженцы, спасаясь от степняков, укрылись сначала кто в Дмитрове, кто в Звенигороде, но когда опасность вражеского взятия нависла и над этими градами, тогда селяне толпами побежали в дремучие леса, стоявшие стеной за рекой Истрой.
Помимо волока, протянувшегося от реки Ламы к Рузе-реке, имелся другой волок, проложенный купцами от Ламы к речке Малая Истра. Это был другой путь, ведущий с Волги в Москву-реку. Этим-то Истринским волоком беженцы и добрались до Волока Ламского.
Владимир выслушал сбивчивые речи беженцев с каменным нахмуренным лицом. Затем он приказал войску сворачивать лагерь. Видя его спешные сборы, наместник Смоктун попытался удержать Владимира, сказав ему, что к Волоку Ламскому уже идут ратники из соседних волостей.
Однако Владимир был непреклонен: он должен спешить в Москву, должен разбить татар у ее стен или сложить голову в сече! Несмотря ни на что, Владимиру не верилось, что Москва опустошена Тохтамышем. Огненное зарево над Москвой не может быть бесспорным свидетельством ее захвата Тохтамышем. Это могли полыхать посады и усадьбы под Москвой, подожженные татарами. «В общем, надо идти к Москве и собственными глазами увидеть все на месте!» — мысленно решил для себя Владимир.
Полки двигались скорым маршем, подгоняемые Владимиром, который находился в голове походной колонны. Под Звенигородом русское войско наткнулось на татар, это были остатки отряда Сары-Ходжи, двигавшиеся к Москве с Рузы-реки. Татары не могли продвигаться быстро, поскольку они были обременены пленниками и повозками с награбленным добром. Русские ратники с ходу атаковали татар, не дав им опомниться. Битва развернулась на окраине Звенигорода, среди садов и огородов, а также у села Дюдьково и на берегах речки Сторожки, впадающей в Москву-реку в полуверсте от бревенчатых стен Звенигорода. Степняки повсюду были смяты и опрокинуты. Татарские всадники ударились в бегство, но пути отхода у них были отрезаны. Владимир намеренно развернул свое войско широким полукругом, чтобы, тесня врага, прижать его к обрывистому берегу Москвы-реки и к крепостным валам Звенигорода.
Татары метались как обезумевшие, не находя ни одной лазейки для спасения. Самые отчаянные из степняков бросались в воды Москвы-реки и тонули на стремнине в своих кольчугах и чешуйчатых панцирях. Те из татар, кто пытался переплыть реку, сбросив с себя доспехи, гибли в воде от русских стрел. Около трехсот спешенных ордынцев забились в глубокий ров возле угловой деревянной башни Звенигородского детинца, словно стадо обезумевших оленей, окруженных волчьей стаей.
Владимир через плененного Сары-Ходжу уговорил укрывшихся во рву татар сложить оружие, обещая всем сохранить жизнь. Но едва ордынцы выбрались из рва и разоружились, как Владимир приказал своим воинам перебить их всех до одного.