Владимир Ленин. Выбор пути: Биография.
Шрифт:
Обе задачи можно было решить немедленным выпуском и распространением листовок. «Тут же, — пишет Сильвин, — было прочитано и одобрено к выпуску воззвание ко всем петербургским рабочим, написанное еще до арестов, кажется, Кржижановским и оставшееся у кого-то из товарищей в рукописи. Затем Мартов прочитал проект обращения к рабочим по поводу арестов, которое тоже было принято без поправок»28. Обе прокламации решили выпустить от имени «Союза борьбы за освобождение рабочего класса».
Выше отмечалось, что до сих пор вокруг вопроса о том, кто и когда придумал это название, кипят страсти. Первым, кто ответил
В январе 1924 года иную версию изложил Тахтарев: «Ни одно из названий, предлагавшихся тем или другим из участников собрания, не удовлетворяло почему-либо других. Одно из этих названий, предложенное, по словам Аполлинарии Александровны (А. А. Якубовой), М. А. Сильвиным, вполне соответствовало своему назначению, но казалось другим слишком длинным. Это название было «Союз борьбы за освобождение рабочего класса»31.
Естественно, что эту версию изложил в мемуарах, вышедших в 1958 году, и сам Михаил Сильвин: «Мартов предлагал назваться «Петербургский рабочий союз». Я оспаривал это… Предлагаю назваться «Союзом борьбы за освобождение рабочего класса». После кратких прений мое предложение было принято значительным большинством голосов. Тут же постановили заказать печать и поставить ее на первом же выпускаемом листке»32.
Напомним и третью версию, излагавшуюся в предшествующей главе: решение об этом названии могло быть принято на сходке 4 декабря, то есть до арестов. Впрочем, споры о том, кто первым сказал «А», не столь уж существенны. Важно, что название действительно привилось и именно оно вошло в историю. Заметим лишь, что, когда в 1896 году встал вопрос о годовщине «Союза», его основатели и члены без всяких колебаний отметили «юбилей» в сентябре…
«ГИДРА РЕВОЛЮЦИИ»
Появление воззвания «От Союза борьбы за освобождение рабочего класса» стало сенсацией. Говоря о волнениях, проходивших ранее на фабриках Торнтона, Лаферма и Путиловском заводе, о листовках, «от одного вида которых у капиталистов дыбом встают волосы», и указывая на аресты в ночь с 8 на 9 декабря, воззвание сообщало, что «листки появляются по-прежнему, читаются и встречают всюду сочувствие, и «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», который их распространяет, остается невредимым и будет продолжать свое дело. Полиция ошиблась в адресе»1.
Это воззвание, пишет Тахтарев, «произвело большой переполох в правящих сферах. Казалось, что охранное отделение и жандармы на самом деле попали впросак и не арестовали тех, кого было нужно арестовать в первую голову. Это был настоящий скандал»2.
Последовала новая полоса арестов, и в ночь с 4 на 5 января 1896 года взяли Мартова, Ляховского, Пономарева, рабочих — Бабушкина, Львова, Шепелева и др. Из «молодых» арестовали Малишевского, Богатырева, Муромцева. Взяли и Тахтарева, но отцу уже через три месяца удалось вызволить его из тюрьмы «на поруки». Новый центр «Союза борьбы» сконструировался буквально через несколько дней после арестов. В него вошли Радченко, Сильвин, Крупская, Гурвич и Гофман. Технику возложили на Гольдмана и вновь перераспределили ответственных за районы3.
Недостатка в людях уже не было. «Блестящий дебют нашего «Союза», — пишет Мартов, — выявил назревший среди революционной молодежи перелом, и десятки студентов, курсисток и вообще интеллигентов стали предлагать «Союзу» свои услуги всякого рода, так что организация скоро оказалась окруженной множеством содействовавших ей групп… Благодаря этому, она не имела недостатка ни в средствах, ни в технических возможностях»4. В работе «Союза» начинают участвовать Потресов и его приятель, секретарь Вольного экономического общества К. К. Бауэр. Помогает «Союзу» и А. М. Калмыкова.
8 февраля, в день годовщины университета, состоялось традиционное чаепитие, на которое в большой кухмистерской собралось до 600 человек. Помимо студентов пришли и наиболее почитаемые профессора, писатели. Дежурный околоточный, выпив поднесенный ему коньяк, мирно дремал в передней, а в зале произносились речи. Выступали Южаков и Кареев, Н. Водовозов и Туган-Барановский. Все было как всегда…
Но как раз накануне Потресов выпустил еще одну книгу Плеханова — «Обоснование народничества в трудах г. Воронцова (В. В.)», и первые 400 экземпляров стали продавать тут же во время чаепития. На Воронцова, присутствовавшего в зале, жалко было смотреть. Его коллеги-народники произносили свои речи, а за столиками, чуть не у каждого студента, как совсем недавно книжки самого В. В., красовались зеленые обложки книги Плеханова.
«Лесгафт смотрел сердито на эту книгу и на горевшие гордостью лица студентов, — рассказывает Сильвин, — и, наконец, взял слово… «Вы, — говорил он студентам, — хватаетесь за книгу, как за откровение; откровений нет, истина добывается только критическим исследованием, изучением живой жизни, а вы угашаете дух, вы догматики, буквоеды, если хватаетесь, как за евангелие, за новую модную книгу»5. Студенты любили Лесгафта, устроили ему овацию. Но факт полного преобладания симпатий к социал-демократам в молодежной среде был очевиден6.
Впрочем, судьбы российской социал-демократии решались не на студенческих вечеринках, а на фабриках и заводах. А там «репутация «Союза» гремела по всему Петербургу и о листках шли разговоры по всем фабрикам. Рабочие тех фабрик, где не было никого, кто бы имел сношения с «Союзом», молили всех богов, чтобы и к ним как-нибудь проникли «студенты» со своими листками». И как только листовки появлялись, «на завод наезжали власти всех сортов. На глазах у рабочих фабричная инспекция и жандармский полковник производили исследования, пробовали тухлую некипяченую воду в баках, вешали гири, проверяли весы, меряли куски… Словом, эффект получался полный… Настроение у рабочих было самое радостное, особенно когда после всей этой встряски уничтожались уж очень очевидные злоупотребления»7.