Владимир Мономах
Шрифт:
За Глоговом начинался Чешский лес. Там простирались земли моравов, чехов, богемов, там лежала страна Братислава, и оттуда каждый час можно было ожидать выхода королевской рати. Но всё было тихо.
Пока шли но лесной дороге, Владимир не опасался нападения. Опыт войн с ляхами на волыно-польской границе подсказывал, что тяжело вооружённые западные рыцари ж пешцы с большими прямоугольными щитами и длинными копьями не смогут развернуться в лесных чащобах. Удара надо ждать но выходе в поля, ближе к чешским городам.
А лес становился всё гуще и мрачнее, и хотя руссы, особенно те, что были с севера, привыкли к глухим местам, но здесь, на чужбине, эта темнота наводила страх и тоску; воины, особенно смерды, ремесленники, вздыхали, крестились, некоторые доставали с груди разные заговорённые ведунами и ведуньями вещицы — корешок дерева, причудливый камешек, клочок пряжи, костяное изделие — и бормотали над ними заклинания, ограждающие от этого страха и тоски.
Владимир видел, что с наступлением сумерек войско стихает, настораживается. Он объезжал и свои — волынские и переяславские десятки и сотни, потом обгонял их, доезжал до других дружин и полков, заговаривал с воинами, бросал острое, смешное слово, просил смотреть веселее, говорил, что негоже унывать в походе предкам славных воителей — Святослава и Владимира, сокрушавших великую Византийскую империю. Люди видели перед собой молодого спокойного князя, слышали его негромкий, уверенный, уважительный к ним, простым воинам, голос и веселели, на душе становилось спокойнее. Потом проводники выводили к поляне, и она тут же покрывалась десятками небольших костров. Воины, а польские, и русские, согревались от ночной сырости, доставали котлы, варили мясо, раскрывали корчаги с цежью — кисельной жижей, доставали с телег хлебы, сыры. Отужинав, расстилали на земле лапник, прикрывались лошадиными попонами, пешцы — чем бог послал. Спали при оружии, снимали лишь брони и шишаки и то клали их рядом, чтобы можно было схватить и надеть в любой час. Поляна затихала, а Владимир и Олег выезжали вперёд по ночной дороге, проверяли свои сторожи, засады и лишь после этого отходили на покой.
Едва занимался рассвет, войско поднималось. Воины наскоро доедали вечернюю еству, грузили подводы.
Владимир к этому времени был уже на йогах, объезжал поляну, чтобы все видели, что князь бодр и готов к новому боевому дню.
Как и думал Владимир, чехи и богемы не осмелились тревожить русское войско в лесу, но едва лес расступился и впереди зазмеилась дорога, уходящая к ближнему городу, сторожи донесли, что впереди стоит рать Вратислава.
Владимир быстро развернул своё войско, как эти обычно делали руссы. В челе встали полки из городов, там были пешцы-копьеносцы; княжеские конные дружины встали на крыльях, польскую конницу Владимир поставил сзади на случай преследования неприятеля, решив дать первый бой своими, русскими силами, опасаясь, что союзники могут не выдержать конной атаки закованных в брони чешских и немецких всадников.
Блистали на июньском ветру брони воинов, трепетали в синем небе княжеские стяги, разноцветные ленты на копьях чешских всадников радугой расцвечивали ряды чешского войска. Вот он, первый бой на чужбине! Владимир объехал строй своего войска. Стоят кряжистые, суровые ростовцы, суздальцы, а рядом, повеселее, киевляне, переяславцы; взгляды их спокойны. Они хорошо делают любую работу, сделают и эту — выстоят под натиском рыцарей. Воины одобрительно кивали князю, некоторые, наиболее возбуждённые, кричали, что выстоят. Мономах улыбался, махал им рукой. Радуга на той стороне поля пришла в движение: рыцарская колпица, убыстряя бег, двинулась вперёд. И вот уже земля содрогнулась под тяжестью сотен воинов. Лица руссов посуровели. Они закрылись щитами, теснее сомкнули ряды, выставила вперёд копья.
Рыцари на полном скаку врубились в первый ряд русских пешцев. Копья руссов ударили в брони, прикрывавшие лошадиные груди, в щиты рыцарей, раздался оглушительный лязг, кони хрипели и рвались вперёд, понукаемые шпорами. И в тот же миг русские стрельцы из лука осыпали нападавших тучей стрел. Первый ряд рыцарей лишь погнул линию пешцев, но следом подкатила новая волна закованных в латы всадников. Пока истцы смыкали свою расстроенную первым ударом линию, рыцари врезались в неё, раскидали руссов мечами; их копья уже были ни к чему в ближнем бою. Но тут же рыцарей встретил второй русский ряд и новый рой стрел, и всё повторилось: снова длинные копья руссов как частокол остановили тяжёлый конский бег рыцарей, и снова следующая волна рыцарей смела вторую линию русских пешцев. Владимир и Олег стояли на высоком холме позади своего войска, и битва развёртывалась перед ними. Они видели, как атаки рыцарей всё больше прогибали русский центр. Олег волновался, хватался за рукоятку меча, говорил, что уже сейчас надо ударить крыльями по краям рыцарской конницы, но Владимир хранил терпение. «Пусть увязнут поглубже», — отвечал он.
Мономах видел, как падают под ударами рыцарских мечей смерды и ремесленники из Ростовской, Суздальской, Киевской земель. Но что делать — на то сражение; воистину говорит древняя мудрость: «Воина без павших не бывает». Не о них сейчас надо думать, а об успехе дела, в далёком краю нужна только победа.
Вот совсем уже изнемогли пешцы, но и рыцарей поубавилось, совсем увязли они среди русских стрельцов и копейщиков. И тут Мономах сказал Олегу: «Веди, князь, левое крыло, я пойду с правыми», и братья пришпорили копей. А вскоре русские дружины пришли в движение: двумя дугами рванулись они вперёд, охватывая крылья рыцарского войска, а рыцари все врубались и врубались вперёд, пытаясь рассечь русское войско надвое. Позади всадников охраняли немецкие пешие копейщики, которых прислал Братиславу в помощь германский император. Дружинники ударили по копейщикам, врезались в их строй там, где они соединялись с рыцарями: так Владимир задумал с самого начала. Рыцарям трудно развернуться и оборотиться вспять. В этом месте между пешцами и всадниками есть зазор, пет плотного ряда. Сюда с двух сторон и направили дружины Мономах и Олег. Оба князя рубились впереди. Телохранители прикрывали обоих сзади и с боков, а спереди каждый надеялся только на себя. Владимир отражал удары копий щитом и обрушивал вниз разящий удар своего меча. Стрел можно было не опасаться, в войске Братислава не оказалось лучников.
Всё ближе сходились крылья русского войска и вот, наконец, встретились; руссы разъединили пеший строй и. конницу противника. Теперь чехи лишились возможности единых действий, а руссы, напротив, одновременно наступали и с центров, и с боков, теснили назад вражьих пешцев. Поняв, что разъединить русское войско и уничтожить его по частям не удалось, рыцари повернули назад и стали выходить из сражения; дружинники бросились за ними следом, оставив немцев своим копейщикам и стрельцам; русские пешцы приободрились и, наклонив копья, двинулись вперёд.
В этот час противник дрогнул. Видя бегущих рыцарей, смешались немецкие копейщики.
А русские пешцы упрямо и медленно всё шли и шли вперёд, и вот уже их первые ряды приблизились к немцам вплотную, и те побежали прочь вслед за рыцарями, бросая по пути копья и щиты. Стрельцы выскочили вперёд, и стрелы вновь засвистели в воздухе, поражая бегущих врагов, и тут же в бой вступила польская конница. Заколыхалось над полем боя королевское знамя, раздался боевой клич ляхов. Их свежая лавина смела остатки немецких копейщиков и достала рыцарей. Разгром противника был полный. Союзники захватили рыцарский обоз, вражеские стяги. Остатки разбитой Вратиславовой рати укрылись за крепостной стеной ближнего города.
Олег рвался в бой, хотел с ходу овладеть городком, но Владимир воспрепятствовал этому: неизвестно было, где находятся основные силы Братислава, сколько их, каково число защитников крепости. Надо дать отдохнуть и своим воинам, накормить их, помочь раненым, похоронить убитых, выставить сторожи. Так и закончился этот первый военный день руссов на выходе из Чешского леса.
Дав войску небольшой отдых, Владимир приказал взять приступом близлежащую крепость, куда укрылись остатки чешско-немецкой рати. Руссы поставили на колёса огромные, окованные железными листами брёвна — тараны, подвезли к крепостной стене камнестрелы. Теперь хода назад не было — только вперёд либо до сокрушения противника, либо до почётного мира — только так могли вернуться молодые князья на родину.
Перед ними лежал городок, окружённый высокой каменной стопой. За этими стенами текла обычная мирная жизнь. И теперь ему, Владимиру, силой судьбы надлежало брать приступом этот городок, как когда-то впервые в жизни он брал Минск, и, как в Минске, по взятии городка надлежало разграбить его дочиста, поделить добычу между воинами и сжечь городок, если проявит он большое упорство и не откроет добром крепостные ворота.
Но жители не стали искушать судьбу. Едва руссы изготовились к приступу, как городские ворота открылись и лучшие жители городка во главе с местным воеводой запросили мира: воины складывали оружие, горожане давали руссам выкуп, какой пожелают, но просили не жечь город и не волочь людей в полон. Владимир и Олег согласились.