Владимир Святой (3-е издание)
Шрифт:
Смерть Святослава оборвала те незримые нити, которые все еще связывали воедино отдельные части Русского государства. Киев, Древлянская земля, Новгород теперь становились полностью самостоятельными друг от друга. Кровное родство правителей этих земель, конечно, сохранялось, но исчезла та сила, которая в равной степени подчиняла их и делала одинаково послушными отцу [14] . {56} Раздел Руси летом 969 года оказался предсмертным завещанием Святослава своим детям. В нем ничего не говорилось ни ©.«старейшинстве» Ярополка, ни тем более о каких-либо его правах по отношению к своим братьям. Разумеется, обладание Киевом — отцовским и дедовским престолом — делало Ярополка наиболее могущественным и авторитетным из русских правителей. Но завещание отца четко определяло границы его «волости», власти — Киев и Киевская земля, не более того.
14
«Когда
Вероятно, еще при жизни Святослава от Киева отпали те территории, в которые он не посадил на княжение своих сыновей. Относительно некоторых земель мы знаем это наверняка: летописи сохранили нам имена самостоятельных князей Полоцка и Турова; сообщается в них об отпадении от Киева вятичей и радимичей. К 972 году единое Киевское государство распалось — и не только фактически, но и формально.
Из всех древнерусских земель этого времени нас, конечно, более всего будет интересовать Новгород, а точнее, судьба княжившего в Новгороде Владимира Святославича. Однако с сожалением приходится констатировать, что новгородский период биографии Владимира, вплоть до его бегства из города около 977 года, совершенно не освещен в древнерусских источниках.
Правда, существует один иностранный источник, в котором о Владимире — новгородском князе — рассказывается, и весьма подробно. Этот источник — скандинавская сага об Олаве Трюгтвасоне, норвежском короле (с 995 по 999 или 1000 год), который детские годы провел в Новгороде (или Хольмгарде, как его называли скандинавы{57}), при дворе «конунга Вальдамара» (князя Владимира).
Скандинавские саги — источник своеобразный, трудный для исследования, особенно когда речь в них идет о событиях ранних и происходивших за пределами Скандинавии. В таких случаях не приходится рассчитывать на какие-либо точные соответствия между содержанием саги и реальными историческими фактами. Разновременные события, сохранившиеся в памяти сказителей, переплетались друг с другом, происходило смещение пространственных и временных ориентиров. Как и в других памятниках литературного творчества, в действие приходили законы жанра — схожие ситуации сходно решались, поэтому одни и те же сюжеты кочевали из саги в сагу. И все же сага об Олаве — источник уникальный и бесценный для древней Руси{58}.
Олав, сын норвежского конунга Трюггви, был еще младенцем, когда после смерти отца ему пришлось бежать из Норвегии. Он был отправлен на Русь («в Гарды»), где в городе Новгороде (Хольмгарде) жил его родственник, брат его матери Сигурд. В пути на корабль, на котором плыл Олав, напали пираты-эсты, разбойничавшие в восточной части Балтийского моря. Олав попал на остров Эйсюслу (Сааремаа), где был продан в рабство («и взяли за него отличного козла», — замечает сага). Спустя шесть лет Сигурд, бывший «в великой чести» у конунга Хольмгарда, отправился в землю эстов для сбора ежегодной дани для конунга. (Это, заметим, древнейшее свидетельство распространения власти новгородского князя на Прибалтику и, в частности, на Эстонию.) Сигурд случайно встретился со своим племянником и сумел узнать его и выкупить у прежнего владельца. Так Олав попал в Новгород. По закону, принятому тогда на Руси, в землях, подвластных князю, не позволялось жить сыновьям правителей из других земель без особого на то разрешения. Поэтому Олав воспитывался втайне в доме Сигурда. Позже, однако, его тайна открылась.
Различные варианты записи саги по-разному рассказывают об обстоятельствах, при которых это произошло. По одной из версий, жене конунга Вальдамара Аллогии, «мудрейшей из женщин», стало известно, что в Гардах ощущается присутствие духов-хранителей некоего славного юноши, и она решила выяснить, кто же это. Княгиня попросила супруга созвать «тинг», то есть собрание свободных людей из всех подвластных ему областей. (Явление, безусловно, характерное для скандинавского, а не русского общества.) Люди, пришедшие отовсюду, встали в круг; княгиня подходила к каждому и пристально вглядывалась в глаза. Наконец, на третий день, она дошла до Олава и сразу же распознала его. Олав открыл свое происхождение, и после этого конунг и княгиня взяли его в свой дом и стали воспитывать как собственного сына{59}.
Другая версия еще более романтична. Однажды, в двенадцатилетнем возрасте, Олав встретил на новгородском Торгу (скандинавские саги сохранили древнерусское название главной торговой площади Новгорода) человека, когда-то, еще у эстов, убившего его воспитателя Торольва. Убийца, некий Клеркон, был узнан по топору, принадлежавшему Торольву. Олав выхватил топор из рук Клеркона и зарубил эста. Но тем самым он нарушил закон, согласно которому жизнь любого человека, пока он пребывал в Новгороде, считалась неприкосновенной. «В Хольмгарде была такая высокая неприкосновенность мира, — рассказывал об этом знаменитый исландский поэт-скальд XIII века Снорри Стурлусон, — что, по закону, следовало убить всякого, кто убьет неосужденного человека». По
Среди своих сверстников Олав выделялся силой, умом и воинской доблестью. По прошествии некоторого времени конунг Вальдамар сделал его вождем своей дружины. В распоряжение Олава было выделено несколько боевых кораблей, «и ходил он то в одну страну, то в другую, и быстро увеличивали его дружину норманы (норвежцы. — А. К.), и готы (готландцы. — А. К.), и даны (датчане. — А. К.)». Олав прославился своими подвигами и успехами в войнах: он покорил конунгу много городов и крепостей — из тех, которые «раньше принадлежали ему и которые другие отвоевали у него и подчинили себе», — и каждую осень привозил в Хольмгард богатую добычу — «разные сокровища, золото и ценные ткани и камни».
Согласно саге, Олав провел на Руси девять лет. Из-за зависти и козней ему пришлось покинуть страну. Несколько лет он провел в Виндланде (на южном побережье Балтийского моря, к востоку от полуострова Ютландия) и «Западных землях». Позже Олав вновь вернулся на Русь, но ненадолго. Сага связывает с Олавом само крещение князя Владимира, которое тот принял именно по его настоянию. (Хотя, заметим, согласно той же саге сам Олав крестился позднее в Ирландии.)
Как мы видим, сага об Олаве Трюггвасоне содержит немало ценнейших подробностей, касающихся как жизни Новгорода, так и личности князя Владимира Святославича. Однако очевидно, что нарисованный ею портрет могущественного конунга Хольмгарда не может быть действительным изображением Владимира той поры. Прежде всего, в саге нет и намека на юный возраст князя. Вальдамар предстает правителем, умудренным опытом и годами. Он намного старше Олава и относится к нему как к сыну, хотя реальные Олав и Владимир были, вероятно, почти ровесниками{61}. Вальдамар женат; саги называют имя его жены — Аллогия (в одной из редакций — Аурлогья). Русские источники не знают жены князя с таким именем, хотя и не исключают того, что Владимир мог впервые жениться еще в Новгороде — возможно, после возвращения «из-за моря» около 978 года. (Об этом речь пойдет в следующей главе.)
Рассказывается в саге и о матери Вальдамара — некой колдунье и прорицательнице, бывшей «в великой чести» у конунга. Она изображена дряхлой и немощной старухой. По словам саги, ежегодно, зимой, во время зимнего языческого праздника (названного по-скандинавски «Йоль», что примерно соответствует христианскому Рождеству), «ее приносили в кресло и сажали перед почетным сидением конунга. И раньше чем люди принялись пить, спрашивает конунг мать свою, не видит ли и не знает ли она, нет ли какой-нибудь опасности или беды, которая грозила бы его земле, не приближается ли немирье или опасность, не хотят ли другие захватить его владения»; на что мать конунга давала точные и исчерпывающие ответы. Так, за девять лет до появления Олава «в Гардах» она угадала его рождение и сообщила о нем конунгу Вальдамару, уже тогда сидевшему на престоле в Хольмгарде{62}.
Описываемые в саге события, конечно, нельзя воспринимать буквально. Они носят не конкретно-исторический, а эпический, полулегендарный характер. Такой же эпический характер имеют и персонажи саги. Так, фигура «конунга Вальдамара», как она нарисована сагой, является обобщенным эпическим изображением русского князя вообще — таким он и должен быть согласно представлениям скандинавских сказителей. Это правитель, которому берется служить главный герой саги. Он наделен соответствующими правителю-сюзерену чертами — соответствующим возрастом, опытом, мудростью и т. п. Конунг обязан иметь жену; причем жена его — как правило, «мудрейшая из женщин» (такова характеристика не только Аллогии, но и, например, Ингигерд, жены Ярослава Мудрого). В сагах жены правителей выступают обычно на стороне героя, тем более когда герой еще отрок. Поэтому нет необходимости искать конкретный прототип княгини, как это часто делают историки (предлагая на роль Аллогии, например, княгиню Рогнеду). Такой же обобщенный характер имеет и образ матери конунга — язычницы, пророчицы и колдуньи. Отсюда ее дряхлость и в то же время исключительная проницательность. Конечно, нельзя исключить возможность пребывания реальной матери Владимира Малуши в Новгороде при дворе ее сына, как и то, что именно ее гипотетическое языческое «ведовство» легло в основу рассказа саги о старухе прорицательнице. Но свидетельство саги об Олаве на этот счет вовсе не является достаточным. Возможно, кстати, что и в образе Аллогии, и в образе матери конунга отразились некоторые черты знаменитой бабки Владимира — княгини Ольги.