Владимир Высоцкий. По-над пропастью
Шрифт:
И я хочу, чтобы в этой поэме многие-многие кони высказались — и водовозы, и те, которые возят катафалки, и те, которые возили полководцев. Мы ведь знаменитых людей помним, а в переносном смысле — они ездили на народе...»
К сожалению, не состоялась поэма. А, может, к счастью. Вот Вадим Туманов, золотоискатель, легендарная личность, его новый товарищ, с которым год назад познакомились и с тех пор все не могут наговориться, рассказывал как-то о себе:
Высоцкого тянуло к каким-то новым формам. Муж Карины Филипповой, художник Боря Диодоров, работавший в «Детской литературе», дал дельный совет: «Сочини что-нибудь для их издательства Лучше что-то покрупнее, чтобы сразу на книжку потянуло. Слава богу, в сказочном жанре ты себя уже пробовал — и «Лукоморье», и «О несчастных лесных жителях», и даже «Вещего Олега» умудрился пересказать. И сказки Шергина в театре, кажется, вы собирались инсценировать, сам говорил, что тренируешься в фольклоре.
— Я говорил, что это антисказки.
— Неважно. Главное, их дети поют.
— Ага. Вон Маринкин Петька был летом в пионерлагере в Подмосковье, потом приезжает, говорит: «Мама, там про тебя песню веяи!» — «Какую?», спрашиваю. — «Сегодня в нашей комплексной бригаде прошел слушок о бале-маскараде... Я буду нынче, как Марина Влади...»
— Ну и что? Поют ведь, это главное. Не тушуйся, в общем. И имей в виду: умных людей не зря от детской темы за уши не оттащить. Тиражи у нас сумасшедшие — от ста тысяч и выше, гонорары, соответственно, двойные-тройные. А планка требовательности — нулевая.
Нет, Михалкова, конечно, трогать не моги — это святое, это fypy, он талант-многостаночник хочешь — гимн, хочешь — басню, хочешь — «Фитиль» кому надо вставит, но кормит и его самого, и всех его прожорливых детишек все-таки «Дядя Степа». В общем, думай и дерзай».
И он дерзнул. Полистал книжки, которые принес Борис, чтобы, как он сказал, ориентироваться во времени и пространстве. Сам извел кучу бумаги. Вышло нечто пространное, почти былинное «Вступительное слово про Витьку Кораблева и друга закадычного Ваню Дыховичного». Показал в издательстве, редакторы похихикали, похвалили, уложили листы в папку, аккуратно завязали тесемки на крепкий узел и сказали, чтобы заходил. Все понятно, сам пел:
Спокойной ночи!До будущей субботы!Как в воду глядел...
Потом была еще одна попытка пробы пера в совсем другом жанре. Своему питерскому приятелю балетмейстеру и литератору Кириллу Ласкари Высоцкий как-то обмолвился, что с удовольствием бы написал мюзикл на чисто российском материале. Представь: кулаки, чекисты, бандиты, нэп! Америкашкам и не снилось. Ищи, Кирочка.
Ласкари наткнулся на повесть Алексея Толстого «Необычайные приключения на волжском пароходе». Позвонил ночью Владимиру, пересказал сюжет. Тот одобрил: «То, что нужно! Я в эту игру играю. Давай пиши пьесу, оставляй место для стихов, только чтоб были не вставные, а входили в сюжет...». «Через месяц, — рассказывал Кирилл, — я передал ему черновой первый акт с пропусками для песен. Вскоре он приехал и привез несколько номеров, кроме «Волги» — основной песни, лейтмотива спектакля... Объяснял: «Понимаешь, сбивает «Издалека долго течет река Волга». Наша должна быть не хуже. Послушай набросок «Как по Волге-матушке, по реке-кормилице...». Он пропел несколько строф и замолчал, недовольный. А за завтраком неожиданно вскочил из-за стола, схватил гитару и быстрым шагом ушел в соседнюю комнату. Я плотно прикрыл
Спокойной ночи! До будущей субботы!
Как-то случилось мимолетное свидание с «Екатериной III» — Екатериной Алексеевной Фурцевой в кабинете у шефа в театре.
Глядя на него, министр культуры сказала задумчиво:
— Слушала пленку. Много такого, от чего уши вянут, но есть и прекрасные песни... «Штрафные батальоны», еще что-то... Володя, а почему вы никогда ко мне не заходите? Как вы живете?
— Трудно, Екатерина Алексеевна
— Что так? — удивилась Фурцева. — Помочь не могу?
— Можете, наверное. Я прошу об одном — разрешите мне официальные выступления. Я пытался говорить в разных инстанциях, доказывать, но все впустую... Как глухие. Не орать же мне.
— Зачем же о таком серьезном деле вы разговариваете с разной мелкой сошкой? — улыбнулась Фурцева. — Приходите прямо ко мне. Вот вам мой телефон. Помогу.
Воодушевленный Высоцкий позвонил. Ответил референт:
— Знаете, Владимир Семенович, у Екатерины Алексеевны сейчас совещание. Позвоните, пожалуйста, позже.
Хорошо. Позвонил еще раз.
— К сожалению, Екатерину Алексеевну пригласили на Старую площадь, в ЦК Давайте завтра...
— Завтра суббота.
— Ничего, мы работаем.
Словом,
Сколько лет, сколько лет — Все одно и то же: Денег нет, женщин нет — Да и быть не может...Конечно, отказываться от предложения Александра Борисовича Столпера сняться в главной роли в экранизации симоновской пьесы «Четвертый» было глупо. После серии неудач в кино Владимир был готов браться за любую более-менее приличную роль, Только, конечно, не Пчелки из «Стряпухи», за которую по сей день стыдно. А Столпер — это не попрыгунчик Эдик Кеосаян, а Константин Симонов — не Софронов. Эти имена — знак качества.
«Четвертый» была не самой удачной пьесой Симонова. Режиссер по мере сил пытался оживить пресноватую драматургию. Но все равно работать было скучно. Даже имени у героя, которого играл Высоцкий, не было. ОН — и все. Картина получалась камерная, пафосная, с надуманной многозначительностью. Но не спорить же с классиками? Зато пресса изображала живой интерес. В интервью Высоцкий напускал тумана, предпочитал говорить на отвлеченные темы: «Мысль в фильме важная — даже сильный человек может обманываться в самом себе. Успокаивать себя, когда знает твердо, что поступки его мелки и недостойны его. Но что-то в нем накапливается. Приходит время выбирать, судить себя. Задуматься, когда говорить «да», а когда «нет»... Мой герой весь во власти страха, парализующего, подавляющего сознание... Но наступает у человека такая пора, когда он мучительно чувствует груз прожитых лет, берет верх то, что от природы заложено в нем хорошее, и он чувствует, что лучше умереть, чем жить мерзавцем...». Потом перечитывал, смеялся и объяснял друзьям: «Пьеса сложная, потому что там действуют покойники...»
Но «покойников» играли живые люди, прекрасные актеры, с которыми было интересно общаться и за пределами съемочной площадки. Армен Джигарханян, Лев Дуров, Александр Кайдановский, Сергей Шакуров, Марис Лиепа... Столперу не откажешь во вкусе, говорили в киногруппе, имея в виду Маргариту Терехову и Татьяну Ицыкович, которые тоже принимали участие в съемках. Подсуетился Высоцкий, и с трудом, но втиснул в небольшой эпизод Зину Славину. Ну, почему ее так редко снимают? Некрасива? Зато как выразительна! Возьмите, Александр Борисович, не пожалеете.