Владимир Высоцкий. По-над пропастью
Шрифт:
От автора
С легкой руки критика Натальи Крымовой Владимира Семенова Высоцкого нарекли поэтом, рожденным театром. Но разве только театром?.. Иное определение: «Поэт, рожденный жизнью» — пожалуй, более верно. Еще от Сергия Радонежского укоренилось понятие жизнетворчества. Идеальная характеристика Высоцкому. Предводитель собственной судьбы, он наслаивал жизнь вокруг себя.
Иначе невозможно представить очень сложную, но естественную формулу переплава биографии в творчество. Когда недописанное дополняется самой жизнью, просто мужской позицией, и наоборот — непережитое выплескивается
Своей простой и емкой строчкой — «Но родился, и жил я, и выжил...» — Высоцкий невольно подсказал структуру книги о нем гамом. Хотя частенько недоумевал: «Да зачем вам факты моей биографии? Кому это интересно — родился, жил? В моей жизни были другие моменты, которые для меня гораздо важнее... Вообще-то, я предпочитаю не рассказывать свою биографию, и не потому, что в ней есть нечто такое, что я хочу скрыть, нет, а просто потому, что это малоинтересно. Интереснее говорить про то, что я успел сделать за это время, а не про то, что успел прожить.
...Тогда, поздним апрельским вечером 1978 года, при нашей первой встрече, вконец измученный после концерта, многокилометровых перелетов-переездов, выступлений, вынужденных знакомств, разговоров, которыми был перенасыщен этот чересчур долгий день, у него не было никакого желания еще с кем-либо общаться, улыбаться, отвечать на вопросы. Хотелось бы выпить хорошего чая («Вань, давай-ка чайку покрепче!» — попросил он Бортника, чтобы хоть чуть-чуть успокоить воспаленные, ноющие связки), уединиться (знал, скоро этого не будет). А не получалось — не беда, он умел незаметно для окружающих, даже в привычном шуме-гаме, в одиночку погружаться в блаженную тишину и умиротворение, создавая иллюзию покоя, отсутствовать. Он не был эгоистом в прямом смысле слова. Просто умел сосредоточиться, прислушаться к себе.
— ...Из газеты? Есть вопросы? — спросил он меня. — Так я ведь вроде бы и так обо всем рассказываю, ничего не таю. И в песнях, и во время выступлений... У меня даже стихи такие были: «А что имел в виду, то написал. Вот, вывернул карманы, — убедитесь!». Не слыхал?.. Я их, правда, не исполняю, мало кто знает... Но, вопросы, как я понимаю, остаются?..
— Да, конечно. И много.
— Ну ладно, поговорим...
А засим согласимся с мнением Александра Герцена: «Биография сочинителя есть драгоценный комментарий к его сочинениям».
«ЖИЛ Я СЛАВНО В ПЕРВОЙ ТРЕТИ - ДВАДЦАТЬ ЛЕТ НА БЕЛОМ СВЕТЕ...»
«ЧАС ЗАЧАТЬЯ Я ПОМНЮ НЕТОЧНО...»
— ...Володь, ну ты идешь или как? — уже выходя, спросил Смехов. — Все разбежались.
— Да-да, сейчас, — отозвался Высоцкий, — ты, Вень, шагай, я догоню...
Когда гримерка опустела, он взял со столика наспех сброшюрованные листки сценария. Явно не первый экземпляр, текст совсем бледный. Зато титул отпечатан четко — «Геннадий Шпаликов. Я родом из детства». В уголке первой страницы автор, видимо, для памяти ручкой пометил: «Беларусьфильм», Витя Туров, телефон...»
Владимир прочел первый абзац: «Это будет фильм о детстве поколения, к которому так или иначе принадлежат все эти люди. Детство у них было разное, но в чем-то удивительно похожее, может быть, потому, что у всех в
Он знал, что Генка никогда не напишет слабый сценарий, просто неспособен на это. Но всегда почему-то считал, что тема Шпаликова — московские улицы и дворы наших дней. Хотя разве война — это уже не наши дни? Ведь ты же сам не можешь и не хочешь уйти от этой темы, вечной, как любовь, как жизнь, как смерть. Война скребет тебя за душу и не дает покоя? Да. Стало быть, фильм о нас и для нас. Вот как совпало...
Этот роковой год, когда вырубалось все лучшее в народе, безмерно трагический 1938 год все-таки рождал жизнь, а значит, и надежду. «Но родился!..» — победоносно заявил о себе Владимир Высоцкий.
Вопрекивсему родился поэт. И он не сетовал на время, напротив, благодарил: «Спасибо вам, святители, что плюнули да дунули, что вдруг мои родители зачать меня задумали..»
Родись он на десяток лет раньше, глядишь — угодил бы в лагеря, на десять позже — не осознал бы, что виноват перед теми, кто не вернулся, и не спел бы о них. Сама дата его рождения реабилитирует — пусть хотя перед вечностью — эпоху, «когда срока огромные брели в этапы длинные».
Генелогические изыскания у нас, увы, были не в чести, считались занятием праздным, несерьезным и никчемным. А подчас вредным и опасным, когда лучше было не знать, кем были твои деды-прадеды, чего добились в этой жизни, какими орденами награждались, каких титулов удостаивались...
Подлинными знатоками родословных были лишь кадровики и те «кому положено». Отрицая генетику, анонимные разработчики многочисленных анкет жестко требовали без утайки ответить на вопросы, кто из родственников в годы Отечественной войны находился на оккупированной территории, кто в плену, кто из близких проживал или проживает за границей. А чуть ранее настойчиво интересовались участием твоих предков в Октябрьской революции и белом движении...
— ... Явилась? — равнодушно спросила у Нины дежурная нянечка в приемном покое. — Сама, что ли, пришла?
— Здравствуйте, — робко поздоровалась Нина. — Да, сама. Муж, знаете, в командировке. Он у меня военный... И я вот...
— А что, уже началось? — деловито осведомилась нянечка.
— Да не знаю, вроде бы нет.
— Ну, а чего ж тогда пришла?
— Так врачи говорили, ждать 12-го...
— Ну и ждала бы себе. Ладно, иди к доктору, там сегодня Ида Семеновна дежурит. Она посмотрит, скажет...
Врач приняла будущую маму ласково, осмотрела, успокоила: «Рано, милая, рано. Срок еще не подошел. Будем ждать. Вас как звать-то? Нина? А фамилия? Высоцкая? Хорошо, я в карточке отметку сделаю. А пока идите себе спокойно домой. Идти-то хоть недалеко?»
— Недалеко, — сказала Нина, — на соседнюю улицу, 1-ю Мещанскую.
Она попрощалась и вышла на улицу. Бр-р-р, холодно! Январь накатил морозами. Отошла немного, оглянулась: Екатерининский роддом — дом родной. Улыбнулась каламбуру. А что, Екатерининка для их семьи и впрямь, как семейный родильный дом. В год его открытия — в 1909-м — мама тут Надю родила, Нинину сестру. Через двадцать лет уже Надюшка — своего первенца, Вовку. Теперь пришел ее, Нинин, черед. Только врачи говорят, рано, надо подождать.