Владимир Высоцкий

Высоцкий Владимир Семенович

1966

Скалолазка

Я спросил тебя: «Зачем идете в гору вы? — А ты к вершине шла, а ты рвалася в бой. — Ведь Эльбрус и с самолета видно здорово…» Рассмеялась ты — и взяла с собой. И с тех пор ты стала близкая и ласковая. Альпинистка моя, скалолазка моя, — Первый раз меня из трещины вытаскивая. Улыбалась ты, скалолазка моя! А потом за эти проклятые трещины. Когда ужин твой я нахваливал. Получил я две короткие затрещины — Но не обиделся, а приговаривал: «Ох, какая же ты близкая и ласковая, Альпинистка моя, скалолазка моя!..» Каждый раз меня по трещинам выискивая, Ты бранила меня, альпинистка моя! А потом на каждом нашем восхождении — Ну почему ты ко мне недоверчивая?! — Страховала ты меня с наслаждением. Альпинистка моя гуттаперчевая! Ох, какая ж ты не близкая, не ласковая, Альпинистка моя, скалолазка моя! Каждый раз меня из пропасти вытаскивая. Ты ругала меня, скалолазка моя. За тобой тянулся из последней силы я — До тебя уже мне рукой подать, — Вот долезу и скажу: «Довольно, милая!» Туг сорвался вниз, но успел сказать: «Ох, какая же ты близкая и ласковая. Альпинистка

моя скалоласковая!..» Мы теперь с тобою одной веревкой связаны — Стали оба мы скалолазами! 1966

* * *

Свои обиды каждый человек — Проходит время — и забывает. А моя печаль — как вечный снег: Не тает, не тает. Не тает она и летом В полуденный зной, — И знаю я: печаль-тоску мне эту Век носить с собой. 1966

Она была в Париже

Наверно я погиб: глаза закрою — вижу. Наверно, я погиб: робею, а потом — Куда мне до нее — она была в Париже, И я вчера узнал — не только в ем одном! Какие песни пел я ей про Север дальний! — Я думал: вот чуть-чуть — и будем мы на «ты», — Но я напрасно пел о полосе нейтральной — Ей глубоко плевать, какие там цветы. Я спел тогда еще — я думал, это ближе — «Про счетчик», «Про того, кто раньше с нею был»… Но что ей до меня — она была в Париже, — Ей сам Марсель Марсо чевой-то говорил! Я бросил свой завод — хоть, в общем, был не вправе, — Засел за словари на совесть и на страх… Но что ей от того — она уже в Варшаве, — Мы снова говорим на разных языках… Приедет — я скажу по-польски: «Прошу, пани. Прими таким как есть, не буду больше петь…» Но что ей до меня — она уже в Иране, — Я понял: мне за ней, конечно, не успеть! Она сегодня здесь, а завтра будет в Осле, — Да, я попал впросак, да, я попал в беду!.. Кто раньше с нею был, и тот, кто будет после, — Пусть пробуют они — я лучше пережду! 1966

* * *

Возле города Пекина Ходят-бродят хунвэйбины, И старинные картины Ищут-рыщут хунвэйбины, — И не то чтоб хунвэйбины Любят статуи, картины: Вместо статуй будут урны «Революции культурной». И ведь, главное, знаю отлично я, Как они произносятся, — Но чтой-то весьма неприличное На язык ко мне просится: Хун-вэй-бины… Вот придумал им забаву Ихний вождь товарищ Мао: Не ходите, дети, в школу — Приходите бить крамолу! И не то чтоб эти детки Были вовсе — малолетки, — Изрубили эти детки Очень многих на котлетки! И ведь, главное, знаю отлично я. Как они произносятся, — Но чтой-то весьма неприличное На язык ко мне просится: Хун-вэй-бины… Вот немного посидели, А теперь похулиганим — Что-то тихо в самом деле, — Думал Мао с Ляо Вянем. — Чем еще уконтрапупишь Мировую атмосферу: Мы покажем крупный кукиш СэШэА и эСеСеРу! И ведь, главное, знаю отлично я, Как они произносятся, — Но чтой-то весьма неприличное На язык ко мне просится: Хун-вэй-бины… 1966

Песня-сказка о нечисти

В заповедных и дремучих страшных Муромских лесах Всяка нечисть бродит тучей и в проезжих сеет страх: Воет воем, что твои упокойники, Если есть там соловьи — то разбойники. Страшно, аж жуть! В заколдованных болотах там кикиморы живут, — Защекочут до икоты и на дно уволокут. Будь ты пеший, будь ты конный — заграбастают, А уж лешие — так по лесу и шастают. Страшно, аж жуть! А мужик, купец и воин — попадал в дремучий лес, — Кто зачем: кто с перепою, а кто сдуру в чащу лез. По причине попадали, без причины ли, — Только всех их и видали — словно сгинули. Страшно, аж жуть! Из заморского из лесу, где и вовсе сущий ад, Где такие злые бесы— чуть друг друга не едят, — Чтоб творить им совместное зло потом. Поделиться приехали опытом. Страшно, аж жуть! Соловей-разбойник главный им устроил буйный пир, А от их был Змей трехглавый и слуга его — Вампир, — Пили зелье в черепах, ели бульники, Танцевали на гробах, богохульники! Страшно, аж жуть! Змей Горыныч взмыл на древо, ну — раскачивать его: «Выводи, Разбойник, девок, — пусть покажут кой-чего! Пусть нам лешие попляшут, попоют! А не то я, матерь вашу, всех сгною!» Страшно, аж жуть! Все взревели, как медведи: «Натерпелись — сколько лет! Ведьмы мы али не ведьмы, патриотки али нет?! Налил бельма, ишь ты, клещ, — отоварился! А еще на наших женщин позарился!..» Страшно, аж жуть! Соловей-разбойник тоже был не только лыком шит, — Гикнул, свистнул, крикнул: «Рожа, ты, заморский паразит! Убирайся без бою, уматывай И Вампира с собою прихватывай!» Страшно, аж жуть! .. А теперь седые люди помнят прежние дела: Билась нечисть грудью в груди и друг друга извела, — Прекратилося навек безобразие — Ходит в лес человек безбоязненно. И не страшно ничуть! <1966 или 1967>

Гололед

Гололед на Земле, гололед — Целый год напролет гололед. Будто нет ни весны, ни лета — В саван белый одета планета Люди, падая, бьются об лед. Гололед на Земле, гололед — Целый год напролет гололед. Гололед, гололед, гололед — Целый год напролет, целый год. Даже если всю Землю — в облет. Не касаясь планеты ногами, — Не один, так другой упадет На поверхность, а там — гололед! — И затопчут его сапогами. Гололед на Земле, гололед — Целый год напролет гололед. Гололед,

гололед, гололед — Целый год напролет, целый год. Только — лед, словно зеркало, лед. Но на детский каток не похоже, — Может — зверь не упавши пройдет… Гололед! — и двуногий встает На четыре конечности тоже. Гололед на Земле, гололед — Целый год напролет гололед. Гололед, гололед, гололед — Целый год напролет, целый год. Зима 1966/67, ред. <1973>

* * *

Корабли постоят — и ложатся на курс, — Но они возвращаются сквозь непогоды… Не пройдет и полгода — и я появлюсь. Чтобы снова уйти на полгода. Возвращаются все — кроме лучших друзей, Кроме самых любимых и преданных женщин. Возвращаются все — кроме тех, кто нужней, — Я не верю судьбе, а себе — еще меньше. Но мне хочется верить, что это не так. Что сжигать корабли скоро выйдет из моды. Я, конечно, вернусь — весь в друзьях и в делах, — Я, конечно, спою — не пройдет и полгода. Я, конечно, вернусь — весь в друзьях и в мечтах, — Я, конечно, спою — не пройдет и полгода. <1967>

Случай в ресторане

В ресторане по стенкам висят тут и там — «Три медведя». «Заколотый витязь»… За столом одиноко сидит капитан. «Разрешите?» — спросил я. «Садитесь! …Закури!» — «Извините, «Казбек» не курю…» «Ладно, выпей, — давай-ка посуду!.. Да пока принесут… Пей, кому говорю! Будь здоров!» — «Обязательно буду!» «Ну так что же, — сказал, захмелев, капитан, — Водку пьешь ты красиво, однако. А видал ты вблизи пулемет или танк? А ходил ли ты, скажем, в атаку? В сорок третьем под Курском я был старшиной, — За моею спиной — такое… Много всякого, брат, за моею спиной. Чтоб жилось тебе, парень, спокойно!» Он ругался и пил, он спросил про отца, И кричал он, уставясь на блюдо: «Я полжизни отдал за тебя, подлеца, — А ты жизнь прожигаешь, иуда! А винтовку тебе, а послать тебя в бой?! А ты водку тут хлещешь со мною!..» Я сидел как в окопе под Курской дугой — Там, где был капитан старшиною. Он все больше хмелел, я — за ним по пятам, — Только в самом конце разговора Я обидел его — я сказал: «Капитан, Никогда ты не будешь майором!..» 1967

Пародия на плохой детектив

Опасаясь контрразведки, избегая жизни светской. Под английским псевдонимом «мистер Джон Ланкастер Пек», Вечно в кожаных перчатках — чтоб не делать отпечатков, — Жил в гостинице «Советской» несоветский человек. Джон Ланкастер в одиночку, преимущественно ночью, Щелкал носом — в ем был спрятан инфракрасный объектив, — А потом в нормальном свете представало в черном цвете То, что ценим мы и любим, чем гордится коллектив. Клуб на улице Нагорной — стал общественной уборной. Наш родной Центральный рынок — стал похож на грязный склад, Искаженный микропленкой, ГУМ — стал маленькой избенкой, И уж вспомнить неприлично, чем предстал театр МХАТ. Но работать без подручных — может, грустно, а может, скучно, — Враг подумал — враг был дока, — написал фиктивный чек, И где-то в дебрях ресторана гражданина Епифана Сбил с пути и с панталыку несоветский человек. Епифан казался жадным, хитрым, умным, плотоядным. Меры в женщинах и в пиве он не знал и не хотел. В общем так: подручный Джона был находкой для шпиона, — Так случиться может с каждым — если пьян и мягкотел! «Вот и первое заданье: в три пятнадцать возле бани — Может, раньше, а может, позже — остановится такси, — Надо сесть, связать шофера, разыграть простого вора, — А потом про этот случай раструбят по «Би-би-си». И еще. Побрейтесь свеже, и на выставке в Манеже К вам приблизится мужчина с чемоданом — скажет он: «Не хотите ли черешни?» Вы ответите: «Конечно», — Он вам даст батон с взрывчаткой — принесете мне батон. А за это, друг мой пьяный, — говорил он Епифану, — Будут деньги, дом в Чикаго, много женщин и машин!» …Враг не ведал, дурачина: тот, кому все поручил он. Был — чекист, майор разведки и прекрасный семьянин. Да, до этих штучек мастер этот самый Джон Ланкастер!.. Но жестоко просчитался пресловутый мистер Пек — Обезврежен он, и даже он пострижен и посажен, — А в гостинице «Советской» поселился мирный грек. 1967

Профессионалы

Профессионалам — зарплата навалом, — Плевать, что на лед они зубы плюют. Им платят деньжищи — огромные тыщи, — И даже за проигрыш, и за ничью. Игрок хитер — пусть берет на корпус. Бьет в зуб ногой и — ни в зуб ногой, — А сам в итоге калечит ноги — И вместо клюшки идет с клюкой. Профессионалам, отчаянным малым. Игра — лотерея, — кому повезет. Играют с партнером — как бык с матадором, — Хоть, кажется, принято — наоборот. Как будто мертвый лежит партнер твой, — И ладно, черт с ним — пускай лежит. Не оплошай, бык, — бог хочет шайбы. Бог на трибуне — он не простит! Профессионала судья криминалом Ни бокс не считает, ни злой мордобой, — И с ними лет двадцать кто мог потягаться — Как школьнику драться с отборной шпаной?! Но вот недавно их козырь главный — Уже не козырь, а так — пустяк, — И их оружьем теперь не хуже Их бьют, к тому же — на скоростях. Профессионалы в своем Монреале Пускай разбивают друг другу носы, — Но их представитель (хотите — спросите!) Недавно заклеен был в две полосы. Сперва распластан, а после — пластырь. А ихний пастор — ну как назло! — Он перед боем знал, что слабо им, — Молились строем — не помогло. Профессионалам по всяким каналам — То много, то мало — на банковский счет, — А наши ребята за ту же зарплату Уже пятикратно уходят вперед! Пусть в высшей лиге плетут интриги, И пусть канадским зовут хоккей — За нами слово, — до встречи снова! А футболисты — до лучших дней.