Владивосток
Шрифт:
На базаре всего много, и все баснословно дешево, особенно зелень и куриные яйца: 40 копеек сотня. Дорого только обычное говяжье мясо. Хозяйкам во Владивостоке незачем было ходить на базар. Весь город обслуживал Ван Фузин, или, по-русски, просто Вася. Он являлся тотчас же, едва вы успели перебраться на квартиру.
— Мадама, капитана, твоя не надо базар ходи... Морковку, луковку, помудоля, караба, камбала, огуреза — все, все принося... Деньги не надо, мало-мало обмани не надо.
Ван Фузина-Васю все знали: в руках его вся торговля. Если с Васей произошло разногласие — в суд он не пойдет, но и для спорщика не легче. Где он что хочет купить, ни один носильщик ничего не принесет, и на базаре ни один китаец-торговец
— Мало-мало ходи, псол мимо: твоя мало-мало машинка есть.
Потому ли, что старый замечательный базар-музей был вблизи адмиральского дома, но ни пьяных, ни буянов там не было. Перемещенный на большую Семеновскую площадь, вблизи Амурского залива, базар сразу потерял свою чарующую экзотику. Все спряталось в больших магазинах с зеркальными стеклами, по специальностям. Даже ручная торговля, лотки — под особой крышей. В силу ли большого простора площади, или по каким иным причинам, на новом Семен-базаре появилась масса гадальщиков, предсказателей судьбы, гадальщицы — морские свинки и белые мышки; гадание на картах и карточная игра, а по праздничным дням рукопашные драки. Между матросами и пехотинцами была вражда. Ходят они на Семен-базар только группами: не приведи, господи, оторваться от колонны, одинокому попадет за милую душу.
Сразу после Пасхи, а случалось, и на самой Святой неделе, прибывали во Владивосток на стоянку в бухте Золотой Рог наши военные корабли. Едва таковые показались на горизонте, как всюду слышались радостные возгласы:
— Эскадра пришла! Эскадра! Военные корабли! Моряки, моряки!
На средину огромной бухты величественно, тихо, спокойно вплывали расцвеченные флагами, при встречных пушечных салютах, наши крейсера и броненосцы: "Петропавловск", "Рюрик", "Память Азова", "Изумруд" и другие. Владивосток сразу точно преображался, подтягивался, принаряжался; у всех веселое, праздничное и радостное настроение. Понимали жители, что это не простые корабли, а оплот и утверждение нашего могущества в водах Тихого океана и на Дальнем Востоке.
Матросы — народ веселый: гуляют, сорят деньгами, но иногда и бесчинствуют. Молодые женщины и девушки любят веселиться с матросами, попеть, потанцевать, выманить как можно больше денег, подарков. Перед вечерней зарей, по корабельному свистку, вынуждены моряки, все бросив, спешить в свою часть. На Семен-базар женщины идут разнаряженными, большей частью в малороссийских костюмах, с лентами, с блестящими цветными бусами или в белых жемчугах. Обычно идут они группами, обнявшись, со сплетенными за спиной руками, идут веселые, с песнями. Приходилось наблюдать удивительное явление. В каком бы разгаре ни был кулачный бой, он моментально прекращался, едва только показались женщины. Появлялся гармонист, расчищалась площадка: под музыку, припевы, хлопанье в ладоши начинались пляски. Общая пляска: матросы и пехотинцы, забыв вражду, дружно отплясывали, желая перещеголять друг друга. Пляски, русские песни от всего сердца, с увлеченьем, с восторгом, когда ноги сами ходят, выделывая самые замысловатые фигуры, а туловище прыгает, как мяч.
— Эх, мастера! — восторгаются зрители. — Точно в воздухе кружатся.
Позднее, в апреле 1916 года, получив военную командировку, я прибыл во Владивосток. В первый праздничный день отправился на Семен-базар. Ни драк, ни плясок. Знакомые разъяснили:
— Война: не до плясок...
При восходе солнца бухта Золотой Рог блестит особым сиянием, точно просыпаясь, дышит серебряная водная грудь радостным восторгом, приветствуя появление дневного светила. Поднимается на военных кораблях Андреевский флаг, раздается пение молитв, музыка играет "Боже, царя храни".
Вечерами, когда уходящее солнце уже спряталось в синеве гор, нет его на горизонте, но золотые лучи его еще долго-долго ласкают уставшую землю, горят ярким блеском на сопках амфитеатром раскинутого города. Точно блестящая огненная лета ползет по вершинам гор, одна над другой, до самой высокой вершины горы Орлиное Гнездо. Забрались и туда уже домики, и горят ярким блеском их маленькие окна. На военных кораблях опускается Андреевский флаг, музыка играет "Коль славен...".
В праздничные и воскресные дни военные корабли нарядно расцвечены флагами. В послеобеденное время разрешается желающим осмотр кораблей. Не требуется никаких разрешений и документов. Подплывают желающие на китайской шаланде к крейсеру, с которого спускается трап, на борту встречает дежурный офицер, который показывает прибывшим весь корабль, от кают господ офицеров до машинного отделения. Показывает все вооружение, вращательные пушки, минокидатели, преградительные и предупредительные аппараты.
На китайских шаландах катается по бухте вся публика. Китаец приводит шаланду в движение большим длинным веслом сзади лодки — "юли-юли", мало-мало, тихонько шевеля. Шаланда движется тихо. У молодых людей желание завести парусную лодку, быстро скользящую ладью, подобную тем, что на военных кораблях, а то и моторную лодку. Желание не дешевое, но что значит молодому, сильному и здоровому поработать месяц-другой ночами при высоких ставках на Эгершельде, при разгрузке пароходов Добровольного флота?
Летом катанье на лодках, под парусами; зимой катанье на катках. Два общественных катка: один в центре города, на льду бухты, правее арки в честь приезда Цесаревича, другой в Гнилом Углу — расстояние до пяти километров. Там и там играет музыка. Колоннами конькобежцы отправляются под музыку с одного катка на другой и несутся по льду бухты к другому, где их также встречают с музыкой. Для любителей сильных ощущений — катание на буерах. Нужно хорошо знать дорогу, иметь острое зрение и мускульную силу: сани несутся по льду бухты с головокружительной быстротой. Групповые катания на буерах были запрещены — часто случались несчастья.
На возвышении красовался на Светланской улице изящный собор. У китайцев на окраине (теперь центр), в конце Китайской улицы находилась большая и стильная буддистская кумирня, где перед идолами и изображениями Будды теплились китайские, из особой бумаги, свечи, а в маленьких изящных фарфоровых чашечках лежал сухой рис. В кумирне нередко происходили служения, которые свободно могли посещать и европейцы. Ежегодно в свой Новый год, в январе месяце, китайцы проводили торжественное шествие с драконом Шествие начиналось от кумирни на Китайской улице, шло вдоль всей Светланской улицы до Матросской слободки в Гнилом Углу и обратно к кумирне.
Китайцы несли огромного дракона, выделанного из прозрачной, как тонкое стекло, рыбьей кожи. Кожа эта, натянутая на обручи, составляла 12 круглых цилиндров, соединенных между собой. Первый — голова с разинутым ртом и длинным жалом и последний — хвост имели своеобразное построение; средние — туловище — одинаковые цилиндры, не менее метра радиусом. Все цилиндры соединены между собой, внутри украшены цветными фонариками, снаружи прикреплены к длинным бамбуковым палкам, с помощью которых и несут дракона. При движении то голова, то хвост, то средняя часть — спина дракона — поднимаются и опускаются; получается впечатление, точно дракон изгибается. Процессию сопровождают живущие в городе буддисты: китайцы, корейцы; что-то уныло напевают, порой кричат, ибо, чтобы быть услышанным, Бога надо будить — поэтому усиленно хлопают хлопушки, раздается фейерверочная стрельба. Бенгальские огни и ракеты — особенные, китайские. Шествие происходит после полудня, огней фейерверка почти не видно, слышны только усиленное хлопанье, свист, взрывы в воздухе, и на маленьких парашютах спускаются с воздуха драконы, слоны, обезьянки, черепахи, свинки, птицы, наполняют воздух, падают на плечи.