Владычица ночи
Шрифт:
— Наконец-то!
Но Димьену и не нужно было слов. Он и без них прекрасно понял, что случилось с Менестрес. Поэтому он улыбнулся и сказал:
— Я рад за тебя. Всей душой желаю, чтобы этот человек оказался именно тем, кого ты ищешь. Я знаю как он дорог тебе.
Слова Димьена были искренны, в них не было и толики ревности. Да, он любил Менестрес, но любил как сестру, не более того. И обоим это было прекрасно известно. К тому же сердце верного друга королевы было несвободно, но это была тайна, которую он старался скрыть ото всех, а порой даже от самого себя.
Линкольн
— Сильвия! — мгновенно узнала голос Менестрес.
Димьен ничего не сказал, но в глазах его была тревога. В следующий миг оба вампира уже ворвались в дом. Они быстрее молнии направились туда, откуда раздался крик.
Они нашли Сильвию на втором этаже дома, в конце коридора. Она стояла возле раскрытых дверей ведущих на балкон. Прохладный ночной ветер трепал ее волосы, но она этого не замечала, ее глаза были широко раскрыты от ужаса. Над ней склонился темный силуэт мужчины. Его улыбка походила на оскал хищника, сходство добавляли сверкнувшие в темноте клыки. Прейди Менестрес и Димьен несколькими секундами позже, и они вонзились бы в нежную шею девушки.
Но они пришли вовремя. Менестрес мгновенно оценила ситуацию и так же мгновенно среагировала. Быстрее мысли она ринулась вперед, и вот незваный вампир уже прижат к стене, а ее рука сжимает его горло.
Сильвия не выдержала всего этого и потеряла сознание. Димьен, ринувшийся к ней на помощь, едва успел ее подхватить. Менестрес же не сводила глаз с незваного гостя, глаза ее полыхали гневом. Она сказала:
— Герман! — и хоть она говорила тихо, но в ее голосе были только лед и металл. Если бы голосом можно было убивать, то Герман был бы уже трупом.
— Да, — Герман как всегда был дерзок, к тому же отпираться было бессмысленно.
— Глупец! Ты решил отомстить мне, нанеся удар моей приемной дочери, — Менестрес едва сдерживалась, чтобы не испепелить его на месте. — Я уже предупреждала тебя, чтобы ты держался подальше от моего дома, но ты не послушался. Ты недостоин быть магистром, я лишаю тебя этого звания и предупреждаю тебя в последний раз. Если ты еще раз попытаешься что-нибудь выкинуть — я убью тебя! А теперь убирайся! Советую тебе покинуть этот город.
— Если еще раз замечу тебя возле этого дома, — добавил Димьен не менее холодным голосом, — то так легко ты уже не отделаешься. Я буду охотиться на тебя.
— Убирайся, — еще раз повторила Менестрес и вышвырнула Германа прямо с балкона второго этажа.
Секундой позже Сильвия пришла в себя. В ее глазах все еще стоял ужас. Прижав руки к груди, словно защищаясь от чего-то, она говорила:
— Мама! Мне страшно, мама!
Сильвия редко так называла Менестрес, так как теперь внешне они мало походили на мать и дочь. Сильвия взрослела, а Менестрес была такой же, как двадцать, сто, тысячу лет назад. Но сейчас потрясение девушки было слишком велико, и она звала ту, которая заменила ей мать.
Менестрес тут же ринулась к своей приемной дочери. Секунду назад в ее глазах была лишь ненависть, но теперь от нее не осталось и следа. В них была лишь нежность и беспокойство. Она опустилась на колени рядом с Сильвией, которую все еще заботливо поддерживал Димьен. Менестрес обняла девушку, и та, спрятав лицо у нее на груди, разрыдалась.
— Ну-ну, доченька, успокойся. Все уже позади. Больше тебя никто не обидит, — тихо говорила Менестрес, гладя ее по голове. А сама в это время осторожно осмотрела ее шею, и только затем вздохнула с облегчением. Герман не успел укусить ее. Приди они чуть позже — это ему удалось бы, и тогда пришлось бы проводить обряд очищения, иначе ближайшие несколько часов девушка была бы почти полностью в его власти. Он мог бы призвать ее или заставить убить себя, и она не могла бы противиться. Но, к счастью, они пришли вовремя.
Сильвия все еще рыдала, когда появилась Танис. Она встревожено спросила:
— Что случилось? Я была в своей комнате, когда почувствовала, что кто-то пытается затуманить мне сознание. Вынуждена признать, что ненадолго это у него получилось.
— Здесь был Герман, — только и сказала Менестрес. Остальное Танис поняла и без слов. А затем королева добавила, — Приготовь, пожалуйста, чай и принеси его в спальню Сильвии.
— Хорошо.
Танис удалилась. К тому времени Сильвия немного успокоилась, и Менестрес предложила Димьену:
— Отнесем ее в спальню. Ей нужно отдохнуть.
Димьен осторожно поднял девушку и понес. На руках этого вампира, которого она знала с детства, и который всегда заботился о ней не меньше, чем Менестрес, Сильвия чувствовала себя спокойно.
Он нес ее до самой спальни и там заботливо и нежно уложил в постель. Менестрес присела рядом с ней. Проворными пальцами она распустила ей волосы, чтобы девушке было легче.
В комнату вошла Танис. Она принесла поднос с чаем и, поставив его на столик, тактично удалилась. Менестрес заставила Сильвию выпить целую чашку, после чего она действительно почувствовала себя лучше и решилась заговорить о случившемся.
— Я шла по коридору, когда вдруг почувствовала, что кто-то зовет меня. Чуть позже я увидела чей-то силуэт. Я хотела уйти, но что-то не пускало меня. Я затем он напал... Я ничего не могла сделать!
— Никто тебя и не обвиняет. Ты ни в чем не виновата. Ни в чем, — ласково сказала Менестрес. — Сильные вампиры могут подчинить себе человека. Забудь об этом. Больше никто тебя не обидит. Я не позволю. Отныне я, Димьен или Танис всегда будем рядом.
— Я буду защищать тебя, — подтвердил Димьен.
Сильвия стала успокаиваться. Вскоре она заснула, но даже во сне не выпустила из рук руку Менестрес. Как в детстве близость приемной матери поселяло в ее душе спокойствие.
Димьен не сводил с девушки глаз. В них была лишь нежность с примесью тревоги. От Менестрес не утаился этот взгляд, и она тихо, так, что ее мог расслышать лишь вампир, сказала:
— Ты любишь ее, — это было скорее утверждением, чем вопросом.
Вампир вздрогнул как от удара. Он посмотрел на свою королеву, и в его глазах она прочла смятенье.