Владычица Озера
Шрифт:
Лица наемников посветлели. Самочувствие их заметно поправилось.
— Эта лестница, — громко продолжал Скеллен, — единственная. Другого хода нет. Подождем здесь. Посмотрим, кому придет нужда по ней спускаться.
Наверху раздался ужасающий грохот, со свода шумно посыпалась штукатурка. Запахло серой и гарью.
— Слишком здесь темно! — воскликнул Филин громко и храбро, чтобы поднять дух своему войску. — Быстро зажечь, что только можно! Факелы, лучины! Надо толком видеть, кто появится на лестнице! Заполнить чем-нибудь горючим вон те железные корзины!
— Каким горючим, господин?
Скеллен молча показал каким.
— Картинами? —
— Именно! — фыркнул Филин, — Ну, что вы смотрите! Искусство умерло!
В щепки превратились рамы, в тряпки — полотна. Хорошо просохшее дерево и промасленная материя занялись сразу, взвились ярким пламенем.
Бореас Мун смотрел. Он для себя уже все решил. Окончательно.
Загудело, сверкнуло, колонна, из-за которой они успели выскочить прямо-таки в последний момент, развалилась. Ствол колонны переломился, украшенная аканфом капитель грохнулась о паркет, раздробив на части терракотовую мозаику. В их сторону с шипением понеслась шаровая молния. Йеннифэр отбила ее, выкрикнув заклинание и жестикулируя.
Вильгефорц шел прямо на них, его плащ развевался драконьими крыльями.
— Ну, Йеннифэр меня не удивляет, — говорил он на ходу. — Она — женщина, существо в эволюционном смысле более низкое, управляемое гормональной неразберихой, сумбуром. Но ты-то, Геральт, ты же не просто мужчина рассудительный от природы, но к тому же еще и мутант, эволюции неподвластный.
Он взмахнул рукой. Загудело, блеснуло. Молния отскочила от вычарованного Йеннифэр щита.
— Несмотря на свою рассудительность и рассудочность, — продолжал Вильгефорц, переливая из руки в руку огонь, — в одном ты проявляешь поразительную и глупейшую последовательность: тебя постоянно тянет плыть против течения и мочиться против ветра. Это должно было кончиться скверно. Знай же, что сегодня, здесь, в замке Стигга, ты мочился против бури.
Где-то на нижних этажах кипел бой, кто-то жутко кричал, скулил, выл от боли. Что-то горело. Цири вдыхала дым и запах гари, чувствовала дуновение теплого воздуха.
Громыхнуло с такой силой, что задрожали поддерживавшие потолок колонны, а со стен посыпался алебастр.
Цири осторожно выглянула из-за угла. Коридор был пуст. Она быстро и тихо пошла вдоль стоящих справа и слева в нишах скульптур. Когда-то она уже видела эти скульптуры.
В снах.
Выходя из коридора, наткнулась на человека с дротиком. Отскочила, готовая к сальто и вольтам. И тут же сообразила, что это не человек с дротиком, а седая, худая и согбенная женщина. И что в руках у нее не дротик, а метла.
— Где-то здесь держат чародейку, — откашлялась Цири, — с черными волосами. Где?
Женщина с метлой долго молча шевелила губами, словно что-то жевала.
— Откедова ж мне-то знать, голубица? — промямлила она наконец. — Я туточки токмо прибираюсь. Ничего боле, токмо прибираю опосля их и прибираю, — повторила она, вообще не глядя на Цири. — А они хучь бы што, токмо поганють и поганють. Глянь-кось сама, голубица.
Цири глянула. На полу извивалась размазанная зигзагом полоса крови. Через несколько шагов полоса обрывалась около скорчившегося у стены трупа. Дальше лежали еще два — один свернувшийся клубком, другой — совершенно противоестественно раскинувшийся крестом. Рядом с ними валялись
— Ничего боле, как токмо пачкають да пачкають. — Женщина взяла ушат и тряпку, опустилась на колени, принялась вытирать. — Грязь и ничегошеньки боле, токмо грязь, грязь да грязь. А ты тут, понимаешь, убирай и мой. Когда-нить будет тому конец?
— Нет, — глухо сказала Цири. — Никогда. Таков уж этот мир.
Женщина перестала вытирать. Но головы не подняла.
— Я токмо убираюсь, — сказала она. — Ничегошеньки боле. Но тебе, голубица, скажу, что тебе надыть прямо идтить, а опосля налево.
— Благодарю.
Женщина еще ниже опустила голову и принялась за свое дело.
Она была одна. Одна, одинокая, затерявшаяся в путанице коридоров.
— Госпожа Йеннифэ-э-эр!
До сих пор она блюла тишину, боясь привлечь людей Вильгефорца. Но теперь…
— Йеннифэ-э-эр!
Ей показалось, будто она что-то услышала. Да, конечно!
Она вбежала на галерею, оттуда — в большой холл со стройными колоннами. В ноздри снова полез запах горелого.
Бонарт, словно дух, вышел из ниши и ударил ее по лицу. Она покачнулась, а он ястребом кинулся на нее, схватил за горло, предплечьем прижал к стене. Цири глянула в его рыбьи глаза и почувствовала, как сердце опускается у нее вниз, под живот.
— Я б тебя не нашел, если б ты не орала, — прохрипел Бонарт. — Но ты орала, к тому же тоскливо! Уж не по мне ли ты тосковала, милочка?
Продолжая прижимать ее к стене, он запустил ей руку в волосы на затылке. Цири дернула головой. Охотник ощерился. Проехал рукой по плечу, груди, грубо схватил за промежность. Потом отпустил, толкнул так, что она сползла по стене.
И бросил ей под ноги меч. Ее Ласточку. А она мгновенно поняла, чего он хочет.
— Я предпочел бы на арене, — процедил он. — Как завершение, как финал множества превосходных представлений. Ведьмачка против Лео Бонарта. Эх, и платили бы людишки, чтобы увидеть нечто подобное. Ну же! Подними железяку и вытащи ее из шагрени!
Так она и сделала. Но не вытянула меч из ножен, только перевесила за спину так, чтобы до рукояти можно было дотянуться.
Бонарт отступил на шаг.
— Я думал, — сказал он, — что мне достаточно будет натешиться видами тех процедур, которые готовит для тебя Вильгефорц. Я ошибся. Я должен почувствовать, как твоя жизнь стекает по моему клинку. Плевать я хотел на чары и заговоры, на предназначения и предсказания, на судьбы мира. Плевать я хотел на старшую и младшую кровь. Что мне все эти ворожбы и чары? Какой мне от них прок? Никакого! Ничто не может сравниться с удовольствием…
Он осекся. Она видела, как он стиснул зубы, как зловеще блеснули его глаза.
— Я выпущу из тебя кровь, ведьмачка, — зашипел он. — А потом, прежде чем ты окоченеешь, мы отпразднуем свадьбу. Ты — моя. И умрешь моей. Доставай оружие.
Послышался далекий грохот, замок задрожал.
— Вильгефорц, — пояснил с каменным лицом Бонарт, — делает там фарш из твоих ведьмачьих спасителей. Ну, давай, девка, доставай меч.
«Бежать, — подумала она, коченея от ужаса. — Бежать в другие места и другие времена, только бы подальше от него, только бы подальше». Она ощутила стыд. Как же так — бежать? Бросить на произвол судьбы, оставить в их руках Йеннифэр и Геральта? Но рассудок подсказывал: «Мертвая, я ненамного им сгожусь…»