Владычица Озера
Шрифт:
— Тебе ничто не грозит, — повторила она, не обращая внимания на сарказм. — Туссент повсеместно считается сказочным княжеством, смешным и нереальным, кроме того, вследствие специфичности винной продукции, пребывающим в состоянии перманентного опьянения и неизменного вакхического веселья. Как таковое, никто его не воспринимает всерьез, но тем не менее оно пользуется определенными привилегиями. В конце концов, Туссент поставляет вина, а без вин, каждому известно, нет жизни. Поэтому в Туссенте не действуют никакие агенты, шпионы или тайные службы. И ему не нужна армия,
— Скажем так: не до самого.
— А жаль, — сощурилась Фрингилья. — Люблю, чтобы доходило до конца. Не переношу, когда не получается или получается наполовину. И недосказанностей тоже не люблю. Фулько Артевельде, префект из Ридбруна, считает, что ты — покойник, беглецы донесли ему, что друидки всех вас спалили живьем. Фулько делает что может, лишь бы прикрыть эту неприятную историю, носящую явные признаки скандала. Впрочем, тут у него свой интерес и собственная карьера. Даже если до него дойдет, что ты жив-живехонек, будет поздно. Версия, которую он привел в рапортах, уже будет считаться канонической.
— А ты многое знаешь.
— Я никогда этого не скрывала. Так что аргумент, касающийся нильфгаардской погони, отпадает. А других, которые оправдывали бы твой скорый отъезд, попросту нет.
— Интересно…
— Но реально. Из Туссента можно выехать через четыре перевала, ведущих на четыре стороны света. Который выбираешь? Друидки не сказали тебе ничего и отказались сотрудничать. Эльф с гор исчез.
— Слушай, а ты и верно многое знаешь.
— Это мы уже установили.
— И жаждешь мне помочь.
— А ты от моей помощи отказываешься. Не веришь в искренность моих намерений. Не доверяешь мне.
— Послушай, я…
— Перестань объясняться. Откушай еще артишоков.
Кто-то снова клялся цаплей. Кагыр источал комплименты баронессочкам, подвыпившую Ангулему слышно было на весь стол. Молчаливый барон, оживленный дискуссией о луках и стрелах, начал чуть ли не ухаживать за Мильвой.
— Изволь отведать кабаньей ветчинки. Эх, я бы сказал… Есть в моих владениях такие кабаньи места, где от зверя не продохнуть. Они там прямо-таки ордами валандаются…
— О!
— Там попадаются преотменные экземпляры. Цетнара по три штука. Сезон в разгаре… Если б милостивая государыня изъявила желание… Мы могли бы, я б так сказал, совместно на охоту…
— Мы тут, понимаете, так-то долго уж не засидимся. — Мильва странно просительно глянула на Геральта. — Потому как, с вашего позволения, у нас есть дела поважнее, чем нежели, значит, охота… Хотя, — добавила она быстро, видя, что барон хмурится, — с величайшим желанием я с вашей милостью на черного бы зверя пошла…
Изрытое оспинами лицо барона тут же пошло красными пятнами.
— Ну, если не на охоту, то хоть бы к себе приглашаю. Я бы так сказал — в резиденцию. Покажу свои коллекции лосиных и оленьих рогов, трубки и сабли.
Мильва уставилась в скатерть.
Барон схватил поднос с дроздами-рябинниками, подал ей, потом наполнил кубок вином
— Прошу прощения, я не придворный. Веселить не обучен. Да и с придворной болтовней у меня не шибко…
— Я, — откашлялась Мильва, — в лесу воспитывалась. Умею ценить тишину.
Фрингилья отыскала под столом руку Геральта и крепко пожала. Геральт глянул ей в глаза. И не мог угадать, что в них таится.
— Я тебе доверяю, — сказал он. — Верю в искренность твоих намерений.
— Не лжешь?
— Клянусь цаплей.
Городской стражник, видимо, по случаю Йуле, здорово набрался, поскольку перемещался неуверенно, задевал алебардой вывески и громко, но бестолково вещал, что уже десятый час, хотя в действительности было далеко за полночь.
— Поезжай в Боклер один, — неожиданно сказал Рейнарт де Буа-Фресне, как только они вышли из кабака. — Я останусь в городе. До утра. Пока, ведьмак.
Геральт знал, что у рыцаря в городе есть дружески к нему расположенная дама, муж которой много разъезжал по делам. Они не разговаривали об этом никогда, поскольку о таких вещах настоящие мужчины не болтают.
— Пока, Рейнарт. Позаботься о скоффине. Чтобы не протух.
— На улице мороз.
Действительно, стоял мороз. Улочки были мрачны и пустынны. Лунный свет лился на крыши, бриллиантово блестел на свисающих с застрех ледяных сосульках, но не проникал в глубину переулков. Подковы Плотвы цокали по брусчатке.
«Плотва, — подумал ведьмак, — направляется к дворцу Боклер. Хорошая гнедушка! Ценный подарок от Анны-Генриетты и Лютика».
Он подогнал лошадь. Он торопился.
После торжества все встретились за завтраком, к которому привыкли спускаться в дворцовую кухню. Там, неизвестно почему, их всегда принимали с удовольствием. Обязательно находилось что-нибудь тепленькое, прямо из горшка, со сковороды или с вертела, всегда отыскивался хлеб, сало, корейка и соленые рыжики. Никогда не было нехватки в кувшине-двух какого-нибудь белого или красного продукта знаменитых местных виноградников.
Они всегда ходили туда. Две проведенные в Боклере недели. Регис, Геральт, Кагыр, Ангулема и Мильва. Только Лютик завтракал в другом месте.
— Ему, — комментировала Ангулема, намазывая хлеб маслом, — сало с ощурками [19] приносят прямо в лежанку! И низко кланяются!
Геральт был склонен верить, что так оно и есть. И именно сегодня решил удостовериться лично.
Лютика он нашел в рыцарской зале. На голове у поэта красовался карминовый берет, огромный как буханка пеклеванного хлеба, сам «виконт» был облачен в выдержанный в соответствующих тонах богато расшитый золотой нитью дублет. Бард сидел на карле с лютней на колене и небрежными кивками реагировал на комплименты окружающих дам.
Ощурки
Шкварки.