Владычица Подземелий
Шрифт:
Гаррик вспомнил встречу с духом короля Каруса. Призрак хмурился, словно крутой утес, сдерживающий волны.
— Ах, если б только я мог снести своим мечом несколько голов, — сказал тогда дух, — Союз Запада больше бы никого не потревожил. Кроме, быть может, дерущихся за кусок мяса собак.
Здесь Карус широко улыбнулся, и лицо его приняло обычное для короля радостное выражение.
— Ноя знаю, мой мальчик, рубить головы — это не для тебя. И, возможно, не убей я в свое время столько страдальцев, сейчас вы жили бы совсем по-другому.
Карус был великим и последним правителем Старого Королевства. Когда он и его придворные погибли из-за волшебного катаклизма. Острова поглотили хаос и отчаяние. Тысячи лет не хватило, чтобы вновь привести королевство к миру и стабильности, сохранявшимся в нем до падения Каруса. А враги обещали уничтожить все и всех, кто еще уцелел.
Если бы только я мог им помочь, подумал Гаррик.
Если бы только мы могли им помочь, эхом ответил ему дух короля.
— Я не боюсь ничьих угроз! — огрызнулся Хордред.
В его раздраженном тоне Гаррик уловил интонации, присущие упрямому и самонадеянному человеку, всегда готовому защитить себя и осведомленному обо всем происходящем вокруг.
Хордред взял себя в руки и продолжил:
— Я записал в своих книгах численность войск на Тизамуре и имена всех командующих, какие смог узнать. Передаю их вам.
Он подмигнул Лиэйн. Та кивнула в ответ. Хордред продолжал:
— Существует вероятность нападения на Хафт и Кордин, но настоящую для нас опасность представляют те наемники из разных городов, которых наняли правители Западных Островов.
Выражение лица Гаррика оставалось непроницаемым. Его официальный титул теперь звучал так: Принц Гаррик Хафтский, приемный сын и предполагаемый наследник Валенса Третьего, Правителя Островов. На самом деле он был… просто Гаррик, девятнадцатилетний юноша, сын Рейзе, владельца постоялого двора в деревушке Барка на восточном побережье Хафта. Единственной связью с остальным миром для этого села и находящегося рядом города служила Овечья Ярмарка, проходившая каждую осень. Тогда жрецы из Каркозы, с западного побережья, привозили сюда образы Великих Божеств, Госпожи и Пастыря и собирали подати, причитающиеся храму.
Гаррик вырос в крестьянской семье на Хафте. Но теперь он был правителем Островов, хотя власть главы правительства не распространялась дальше столицы Вэллиса на Орнифоле. Но если бы юноше не удалось в свое время быстро подавить восстание островной знати, он не правил бы сейчас родным краем, а на карте не осталось бы даже такого названия, как Хафт.
— Записи сделаны серианским морским кодом, — добавил Хордред. — Сможете его прочитать?
— Конечно. — Лиэйн открыла крышку переносного стола, куда положила дневники Хордреда. Они больше напоминали счета, тонкие берестяные листы, скрепленные четырьмя кольцами из толстой веревки. На внутренней обложке книг чернилами из вытяжки дуба были нацарапаны какие-то послания.
— Мне не следовало останавливаться там, — тихо произнес шпион, но голос его прозвучал зловеще. Пальцы сжались в кулаки. — Я подумал, что надо бы разузнать, что кроется за поклонением, и собрать сведений о секте Лунной Мудрости.
Хордред вновь сглотнул.
— Я пробрался на одно из их богослужений, — продолжил он, снова переходя на шепот. — В храме находилось больше сотни человек, некоторые приехали даже из Орнифола. У каждого на лбу имелось изображение красного паука. Я тоже нарисовал такой знак, и никто меня не заподозрил. Но…
Шпион замолчал. Гаррик облизнул пересохшие губы и задал самый обычный вопрос, чтобы только подтолкнуть лазутчика к продолжению рассказа:
— Что же произошло дальше. Мастер Хордред?
Шпион потряс головой, пытаясь собраться с мыслями и объяснить, что же он там увидел.
— Мы стали нараспев повторять молитву Лунной Владычице. Слов я не знал, но у меня хорошо получалось повторять их вслед за остальными.
— Это были какие-то заклинания? — спросила Лиэйн. Ее лицо вытянулось, а голос стал еще пронзительнее, чем раньше. Она понимала, что магия сама по себе не может быть ни плохой, ни хорошей, как и меч. Сила заклинаний зависит от цели и мастерства волшебника. Но Лиэйн не могла забыть той ночи, когда отец хотел принести ее в жертву ради благой, как он сам полагал, цели.
— Нет-нет, — заверил их Хордред, нервно переплетая пальцы рук. — Обычные слова, чем-то похожие на гимн. Вы, может, слышали такие на церемонии жертвы Десятой Ночи, если принадлежите к тем, кто теряет понапрасну время, посещая храмы. Но что-то случилось, не могу понять что. Я это почувствовал и даже подумал, что вижу нечто в воздухе посреди комнаты, но там не было ничего, кроме серой мглы. Ничего!
Хордред сжал кулак, словно собирался ударить по столу. Но рука дрогнула, и он тихо опустил ее.
— Там ничего не было, но с тех пор это ощущение не покидает меня. Даже во сне.
Принц встал. Во время всего разговора он чувствовал себя как-то неуютно. Гаррик был очень набожен, как и вся молодежь в деревушке Барка. Каждый раз, приступая к трапезе, он жертвовал Госпоже и спутнику ее, Пастырю, глоток пива и кусочек сыра, раз в год обязательно подносил ломоть овечьего сыра Дузи. То был грубо вырезанный в горе камень, который возвышался над лугами на юге деревни. Дузи считали покровителем овец и бедняков, которые их пасли. А если и нет, если царапины на скале остались просто от времени, то что ж… кусок сыра не слишком большая жертва за надежду на помощь в беде.
Но жители деревни насмехались над храмами и не признавали потусторонних сил, будь то магия или что похуже, — такое не для простых смертных. Став королем, Гаррик так и не смогло конца избавиться от своих прежних привязанностей и убеждений.
Он усмехнулся. Было в его жизни время, когда казалось, что нет ничего хуже и печальнее, чем попасть с овцами в грозу. Теперь принц Гаррик понимал, как заблуждался.
— Мастер Хордред, — сказал он. — Я созвал сегодня государственный Совет обороны, на котором мы обсудим ваши сведения о тайном заговоре. Но вам самому присутствовать на нем необязательно.