Владыка башни
Шрифт:
Тридцать Четвёртый, всё ещё носивший это имя, упражнялся в языке Королевства под руководством Дергача. Другое дело, что урок сводился по большей части к основам употребления матерщины.
— Не-не-не, — солидно наставлял жирдяй. — Свинотрах совсем не то же самое, что трахосвин.
Джанрил Норин с пустыми глазами и отсутствующим видом точил меч, монотонно водя по лезвию бруском. В сторонке мастер Ренсиаль обихаживал последних оставшихся у него лошадей: того самого жеребца-ветерана и молодую кобылку. Он носился с идеей спарить их и вывести новую породу коней для будущих орденских
— Порой, навалят соломы на пол, — бурчал под нос мастер, — а стены несколько месяцев не белены.
— Мы тут спросить вас хотели, брат, — произнёс Арендиль, вытаскивая Френтиса из задумчивости. — Ну, о воларцах.
— Что именно?
— Откуда они свалились на нашу голову? Давока говорит, вы там были. Вот Иллиан думает, что они все живут в одном большом-пребольшом городе, а мой дедушка рассказывал, что их империя занимает полмира.
— Империя действительно велика, — кивнул Френтис. — А Волар считается самым большим городом на свете, впрочем, сам я там ни разу не был.
— Но вы же видели их страну? — настаивала Иллиан. — Как получилось, что они превратились в таких чудовищ?
— Я видел там города и великолепные дороги. Видел жестокость и алчность, но всего этого хватает и у нас. Видел людей, чья жизнь может показаться странной на первый взгляд, но приглядишься — всё то же самое.
— Почему тогда они так жестоки к нам?! — Девушка серьёзно смотрела ему в глаза, ожидая честного ответа.
— Жестокость есть во всех нас, — проговорил Френтис. — Но они извратили её в добродетель.
Он вновь перевёл взгляд на лагерь, принудив себя пересчитать оставшееся войско. «Сорок три человека и восемь собак. И армия моя — не армия, да и я — не владыка битв». Френтис поднялся, подхватив с земли меч и лук.
— Мы уходим, — объявил он, повысив голос, чтобы привлечь внимание Давоки.
— Снова лагерь переносим? — с тоской в голосе спросил Арендиль.
— Нет. Мы вообще уходим из леса. Ничего у нас здесь не получается, пора отсюда убираться.
Джанрил стоял со старым ренфаэльским мечом на плече. При нём не видно было ни рюкзака с едой, ни фляжки — ничего, кроме меча.
— Тебе ведь не обязательно это делать, — мягко сказал ему Френтис. — Я бы очень хотел когда-нибудь снова услышать, как ты поёшь. Эта земля всегда славилась своими певцами.
Бывший менестрель равнодушно скользнул взглядом по лицу Френтиса и повернулся, чтобы уйти. Но, пройдя несколько ярдов, оглянулся и произнёс:
— Её звали Эллора. Она погибла, неся под сердцем моё дитя.
И пошёл прочь, вскоре растворившись в густых зарослях.
В глазах мастера Ренсиаля стояли слёзы. Френтис с огромным трудом уговорил его прогнать лошадей, направив их на север, чтобы сбить с толку преследователей.
— Их слишком легко заметить, мастер, — сказал он. — На перевале тоже есть лошади, и я уверен, мастер Соллис будет рад заполучить лучшего конюха Королевства.
Он приказал идти на запад, то есть дать крюк, прежде чем направиться на север, и по-прежнему оставлять как можно больше ложных следов для ищеек Дарнела. Френтис и Давока двигались в арьергарде, а Эрмунд, Арендиль и Иллиан — во главе отряда. Девушка разбиралась теперь в музыке леса не хуже любого брата или охотника. К вечеру они преодолели около двадцати миль, что в условиях Урлиша было совсем неплохо. Огня разводить не стали. Люди и собаки лежали, затаившись и согревая друг друга.
— Да что ты ёрзаешь? — шипела Иллиан на Арендиля.
Подростки устроились около поваленной берёзы.
— Твоя паршивая псина мне уже всё лицо обслюнявила, — злым шёпотом отвечал мальчик.
Френтис сидел рядом с Греалином, всматриваясь в темноту и вслушиваясь в звуки леса. «Ночью лес кажется чёрным, — учил его мастер Хутрил много лет назад. — И как будто совершенно пустым. Однако в темноте кипит жизнь, куда более насыщенная, нежели днём. Уйми свой страх, и ты поймёшь, что лес — лучший часовой, какого только можно пожелать».
Совы в кронах деревьев успокаивающе переухивались. Ветер приносил из чащи лишь лесные ароматы — ни вони человеческого пота, ни резкого, чуть сладковатого запаха псины. В лунном свете не было видно проблесков металла.
— К северу отсюда сплошняком пойдут поля, — тихо произнёс Греалин. — А потом ещё сто пятьдесят миль с гаком через весь Ренфаэль. До перевала далеко, брат. Риск велик.
— Знаю, аспект. Но здесь он ещё больше.
Весь следующий день они продолжали идти на запад. Только к вечеру Френтис приказал повернуть к северу. Сам же, вместе с Эрмундом и Кусаем, ещё целый час топал в западном направлении, стараясь оставить как можно больше отпечатков сапог, лап и сломанных веток. Затем они скрытно повернули на север, добрались до речки и прошли по её руслу до брода, у которого на другом берегу их ждали товарищи. При их приближении Давока выступила из тени с копьём наперевес, а Иллиан — с взведённым арбалетом.
— Выходим на рассвете, — сказал Френтис, тяжело опускаясь на землю у корней сосны и сразу проваливаясь в такой желанный, но короткий сон.
Утренний ветер принёс новый запах, душный и резкий. Френтис подозвал Иллиан и кивком указал на сосновый ствол. Девушка передала арбалет Арендилю и полезла по веткам на вершину.
— Огонь, — доложила она, спустившись вниз. — Очень сильный.
— Где? — спросила Давока.
— Везде. Вокруг все в огне. Сильнее всего горит к югу от нас, у самого города.
Френтис и Греалин переглянулись. «Ради нас Дарнел решить спалить весь Урлиш?»
— Чё делать-то будем? — плаксиво, совсем как прежде, крикнул Дергач.
— То, что делает всякая тварь, когда горит лес. — Френтис закинул лук за спину и принялся выбрасывать из мешка все тяжёлое. — Бежим.
Они бежали уже час. Френтис — впереди. Некоторые, не выдержав взятого им жестокого темпа, отставали и падали. Но он не сбавлял скорости. Приказал Давоке подгонять упавших, пообещав пристрелить, если кто-нибудь упадёт снова. Запах гари усиливался, над деревьями уже поднялись чёрные столбы дыма. Как и ожидал Френтис, хуже всех пришлось Греалину. По лицу пыхтящего толстяка ручьями стекал пот. Но аспект не жаловался и продолжал бег.