Владыка Иллюзий
Шрифт:
Не раздумывая, девушка решила убежать, но, повернувшись, увидела стройного, улыбающегося мужчину, стоявшего перед выходом с обнаженным мечом из голубой стали в руках.
— Нет, ты умрешь не от этого меча, — удивительно мягко произнес его голос прямо ей в ухо. — Твоя смерть будет более жестокой. Более ужасной. Ты умрешь от того, без чего так томишься. В тебя проникнет другой меч, раздирающий душу и пронзающий насквозь.
Зарет судорожно пыталась найти хозяина голоса. Но никого не было рядом. Скорее всего, это говорил сам Азрарн. Ведь ходят же слухи, что он существует.
У нее хватило
Итак, Зарет закричала, как только мучители схватили ее, но через несколько секунд ее крики сменились изумленными тихими всхлипываниями, потому что их руки принялись ласкать ее, и ласки вызвали в ней дрожь непреодолимого желания. А затем она почувствовала, на сей раз бессознательно, инстинктивно, так как обрывки ее разума уже умчались прочь, словно волки, что это желание и должно стать самой страшной пыткой. Осознав это, она закричала снова, но холодные чувственные водовороты и болезненная дрожь уже подступили к ее горлу. Плотская любовь. В этом заключалось искусство демонов, в ней проявлялся их гений. У каждой монеты есть две стороны.
В какой-то момент Зарет почувствовала острую исступляющую боль там, где только что прошлись нежные пальцы демонов, а затем ей показалось, что она испытывает совсем другую боль, будто все ее тело расписано прямыми, ровными линиями, прочерченными лезвием. Острая боль захватила несчастную целиком, наслаждение распускалось в ней, как цветок, заставляя ее тело извиваться в страшных конвульсиях.
Каждый из невидимых любовников проникал в нее. И проникновения разнились, как вода и камень: то удивительно нежное, то, как лезвие, острое. Демоны то ласкали ее, то кусали; девушка то испытывала удовольствие, то ощущала себя в пасти волков.
Наконец, хотя рот девушки был заткнут, она снова вскрикнула.
За свою жизнь она успела познать только три ступени экстаза. Теперь на нее навалилось знание о бесчисленном множестве иных, никогда не испытанных. Экстазы — ножи, экстазы — кратеры вулканов. Каждый протягивал ее сквозь новый вихрь оргазма. Несчастная прошла сквозь ушки многих иголок, и последующее оказывалось уже предыдущего.
На седьмом витке, вскрикнув, она умерла. Когда наступил холодный серый рассвет, тело Зарет — клетка, из которой вырвалась наружу ее неистовая душа, — лежало на песке. Ее руки и ноги, разметавшиеся в разные стороны, вывернутые и изуродованные, указывали в четыре стороны света. На ее застывшем лице отразились муки, которые заставили бы окаменеть любого, увидевшего ее. Никаких других следов насилия на теле несчастной не было.
Когда немного рассвело, стал заметен силуэт молодого человека, опустившегося на
— Нельзя так, брат, — вздыхал Чузар. — Ты играешь со мной не по правилам. Нет-нет, брат. Бедная девочка, — обратился теперь Чузар к телу Зарет. — Скажи мне, бедная девочка, что я такое? Я безумие? Да, — Чузар вздохнул. — Кровь в твоих жилах еще не остыла.
Чузар поднялся на ноги, отвернувшись от Зарет, лежащей на песке. Он размышлял:
— Кто, в конце концов, безумнее Владыки Смерти? — Затем, обернувшись через плечо, он прорычал: — Поднимайся, мерзавка, и повинуйся мне.
Тогда тело Зарет, с вывернутыми руками и ногами, со скрюченными пальцами, с крепко закрытыми глазами и широко раскрытым ртом, неуклюже поднялось и пошло за ним.
— Не бывать по-твоему, брат, — повторил Чузар так вкрадчиво, так музыкально, что ветер притих, не в силах соперничать с его голосом. — Нет!
Глава четвертая
ИГРАЛЬНАЯ КОСТЬ
Девочке, ребенку бога или демона, исполнился месяц. А она уже умела ходить и уверенно топала по каменным плитам и светлым дорожкам города, а ее длинные вьющиеся волосы волочились за ней, как шлейф. Но она еще не говорила. Все, что ей требовалось, она могла спросить или приказать взглядом своих удивительных глаз. Их неземной свет понимали без слов. На солнце девочка казалась бледнее и прозрачнее и, словно в одежду, куталась в длинные волосы. Временами казалось, что она плачет — также безмолвно. И только сердце подсказывало Данизэль, что сила солнечной кометы хранит ее дочь от опасности. И все же девочка не любила солнца и питала отвращение к полной луне, хотя ни солнце, ни луна не могли причинить ей вреда.
Не было у нее ни младенческой умильности, ни пухлости. Тридцати дней от роду, дочь Данизэль напоминала двухлетнего ребенка.
Теперь между матерью и дочерью не было той близости, какой они наслаждались, пока малышка пребывала еще в утробе. Их редко оставляли одних. Но в те редкие мгновения, когда никого не было рядом, Данизэль вновь рассказывала сказки и пела песни или играла с девочкой в ею придуманные игры с цветными бусинками или оборванными Аграрном золотыми украшениями с занавесей. Иногда в пасмурные дни они поднимались на крышу храма, опоясанную двойным рядом золотого парапета. Здесь, под пасмурным небом пустыни, девочка бегала, играя с комком шелка, словно котенок, а Данизэль с тревогой и любовью следила за ней.
Похоже, золото поддельное — в отличие от истинного золота солнца — не раздражало дочь демона. Один-два раза она умудрялась исчезнуть, как по волшебству, отыскав среди позолоченных барельефов и колонн полюбившийся уголок и заигравшись в нем. Данизэль не мешала ей, но, когда начинала беспокоиться, разыскивала дочь, тихо повторяя: «Завех, Завех, где ты?»
Было то случайностью или полустертым воспоминанием детства, но Данизэль звала дочь именем, которое получила при рождении сама. Азрарн, конечно, знал, откуда появилось это имя, но ничего не сказал. Он вообще проявлял полнейшее равнодушие ко всему, что касалось его ребенка.