Владыка Ивери

Еловенко Вадим Сергеевич

– Неправда! Орден в случае войны в первых рядах бы пошел, – сказала Ролл, хотя в ее голосе появились нотки сомнения.

– Конечно, – кивнул я с усмешкой. – Я бы загнал их в окопы и джунгли первыми. Но это пока не начались поражения. Или еще хуже. Представь, что мы сняли наши гарнизоны для укрепления армии нападения. А на второй месяц корпуса Ордена развернулись и с поднятыми знаменами пошли обратно. По землям, на которых им никто в здравом уме не окажет сопротивления. Вот тогда, чувствую, придется Игорю порезвиться на капсуле, расстреливая их. Но нам это слабо поможет. Наша армия, увязнув на третьем месяце войны, не сможет вернуться, чтобы поддержать порядок в государстве. Да и не уверен, что корпуса Ордена, дабы получить благодарность

дикарей, не откроют огонь по нашим же частям. Вот весело-то будет! Они себе, поверь, получат и Запад, и разрушенную империю Тиса.

– Ты говоришь страшные и несправедливые вещи. Орден предан короне Тиса.

Я взорвался:

– Тогда почему Орден ведет переговоры о возможной войне не со мной, а с тобой?! – рявкнул я, уперевшись в стол руками и смотря в глаза Ролли.

Она испугалась внезапного крика и, обняв себя руками и отводя взгляд, сказала почти шепотом:

– Они боятся тебя.

– Чушь! – снова на повышенных тонах сказал я. – Орден уже давно так разросся, что никого не боится. Опасается, может быть. И то не уверен. Они меня кем угодно могут считать, но только не безумцем, что в порыве ярости уничтожит их трехсоттысячное население.

– Они так и говорили – что ты не поймешь идею. А если догадаешься, что это идея Ордена, то просто из чувства противоречия найдешь массу поводов не начинать войну.

Я сел и, успокоившись, с нежностью посмотрел на Ролли.

– Девчонка… Какая же ты все-таки девчонка! Тебе о фактах говорят, а ты в пургу веришь, которую тебе святоши наплели. – Я хмыкнул и спросил то, что вдруг пришло мне в голову: – Сознавайся: когда ты стала искренне в ИХ Единого верить? Год назад? Два?

Она помотала головой, мол, не верит она в Единого морского народа. Я хмыкнул и нажал кнопку электрического звонка. Ролли, услышав из коридора перезвон, побледнела, подозревая, что я вызываю охрану. Думаю, ее апратские офицеры долго бы не продержались против моих гвардейцев.

Вошел гвардеец и встал у порога, ожидая указаний.

– Позовите прислугу, пусть нам сделают орденский чай. В больших кружках. Мы тут надолго.

Порозовев чуть, Ролли сказала тихо:

– И что мы тут будем с тобой долго делать после этого чая?

Я покачал головой и заявил:

– Не то, что ты подумала. Мы будем с тобой изучать основы принятия политических решений. И первое правило, которое ты запомнишь навсегда, – это не спешить. Вот захотела ты принять немедленное решение – пойди вымой руки. Пока моешь, авось тебя отпустит глупость и придет верная мысль. А лучше послушай умных людей, что они скажут. Я не говорю о священниках Ордена. Заведи себе советников из всех областей общественной жизни. Промышленных спецов и менеджеров можешь не заводить. Я тебе никогда экономику не отдам. А то ты еще и правда на войну денег накопишь…

Уже поздним вечером, когда разговор с Ролли выветрился из головы, я, взяв листок бумаги и карандаш, стал набрасывать план реализации идеи, подкинутой мне Игорем. Вопрос с дикарями Запада, несомненно, требовал решения. И не для успокоения озадаченной Ролли, а в силу вполне объективных причин. Вся юго-западная часть материка была нам не то что не подконтрольна, но даже практически нами не изучена. Подробные карты, сделанные аппаратурой с орбиты, позволяли знать даже глубину ручьев и оврагов, но не давали ни малейшего понятия, какие руды и на какой глубине там залегают. То, что аппаратура фиксировала на поверхности, было интересно, но не более. А вот подозрение, что в районе хребта без названия, который вспорол собой гигантскую зеленую кляксу на поверхности материка, могут залегать близко к поверхности редкоземельные металлы, заставляло меня подумывать о том, что надо прибирать к рукам и этот участок суши.

Я называю подозрением предположение залежей. А вот, к примеру, геолог в эскадре нисколько не сомневался, что в джунглях можно будет встретить и достаточно богатые залежи даже тяжелых металлов. Мне пару раз удавалось с ним поговорить, и тот щедро делился

известными ему данными. В свое время геолог даже передавал мне карту с разведанными им месторождениями и приблизительной оценкой их объемов, и я в благодарность снабдил его и весь научный коллектив эскадры нашим эксклюзивом – чаем с дурманящим эффектом. Снабдил и только потом подумал, что такие действия легко могли быть расценены адмиралом как саботаж работы научной группы. После того чая много не наработаешь.

Если получить беспрепятственный доступ к джунглям и горам Запада, то можно было бы в шутку поспорить, а ту ли планету Прометеем назвали. Как известно, на Прометее в большом количестве добывались лантаноиды – редкоземельные элементы, среди которых был и прометий. А лантаноиды в силу их природных характеристик и свойств, что они придавали стали, были мне нужны позарез.

План, вырисовывающийся на листке, был настолько сомнительным и зависел от стольких «если», что я только покривился критично, еще раз пробежав его глазами. Оставив в покое идею покорения Запада столь неоднозначными методами, я сжег в камине листок и направился к себе. Утро вечера мудренее, как говорили мои русские предки.

Глава 8. Алекс

Пять месяцев счастья. Счастья с горчинкой страха за наше будущее. Мы каждый день вели себя так, словно завтра нас уже будут задерживать и брать на абордаж десантники. Развлекались, опустошали мой пополненный на Багрянце бар, много говорили. Не только и не столько о политике, сколько о людях. Совсем старались не касаться ее связи с мятежниками. Только один раз Катя сказала, что террор – это просто оружие, после чего мы на три часа сорвались в не очень приятный для меня спор. Я ей на пальцах, как сам считал, объяснил, что если террор – оружие, то оружие умалишенных. На что она, тоже не особо церемонясь в выражениях, объяснила, что Корона и вообще земное сообщество, не стесняясь, применяют методы террора по отношению к неугодным политикам или целым группам людей, которые ищут спасения в бегстве с планет. Рассказала, как подрывали в глубоком космосе корабли с эмигрантами, бегущими в неизвестном направлении. Как сбрасывали на спрятанные в лесах Георга Шестого поселения распыленные радиоактивные вещества. Мол, схватят лучевую болезнь – мигом прибегут обратно в города, подконтрольные властям. Она подробно описала случай, когда яхту одного из политиков, содействовавшего восставшим, за неимением доказательств его открытой причастности к мятежам просто втихаря уничтожили, оставив после таможенного досмотра на ее борту мину. Катя рассказала, как потом повстанцы нашли и допросили одного из участников того теракта. Но разве людям докажешь, что Корона и прочие ведут себя не лучше самих повстанцев…

Но, наверное, это был единственный случай такого вот неприятного разговора. В остальном мы разговаривали о людях. О тех, кто остался на Земле. О тех, кто никогда, наверное, кроме детства, не мечтал подняться в космос. О тех, для кого дом и семья были настолько важны, что они боялись помыслить оставить их ради сомнительной романтики многолетних перелетов. Пытались мы говорить и о нас. И она, и я с трудом представляли, как сложится все там на Ивери. Боялись касаться мысли, что нам придется расстаться на планете. Что ей предстоит довольно длительная работа в Эскадре. Я успокаивал себя тем, что мне тоже надолго придется застрять на Ивери. Что у меня будет время и бывать с ней, и работать.

Она не говорила о своем отношении ко мне. Но я видел это в ее глазах и слышал в ее словах. А уж я своих чувств, даже если бы захотел, не смог бы скрыть. Личность откровенно потешалась надо мной в те редкие минуты, когда я садился за аппаратуру. Причем тонкий цинизм корабля мне был даже интересен. Где он его нахватался?

– Позвольте дать вам отдохнуть, вы так утомились за ночь…

– Ах, ваше эмоциональное состояние не позволит вам в полноте оценить ситуацию. Прошу вас, займитесь тем, что у вас так хорошо в последнее время получается…