Владыка морей ч.2
Шрифт:
Над полем раздался рев труб, и словенское войско встало огромным прямоугольником, спрятав внутри отряды конницы и пикинеров. Построение, которое величайшие умы, полководцы Македонской династии разработают только через триста лет специально для борьбы с этим невероятно стойким и мобильным противником, будет использовано намного раньше. В нашей истории в 10 веке арабов отбросят до самой Палестины, а «весь Восток будет вытоптан копытами ромейских коней». Так потом напишут хронисты.
Тучи арабских стрел взвились в небо и забарабанили по щитам и шлемам. В ответ полетели плюмбаты и дротики. Отстрелялись и лучники, сделав всего пару залпов. Натиск мусульман был стремителен, как морская волна. Худые, в длинных, до колен, рубахах и простых сандалиях на ногах,
Сухой стук древка о древко, хруст ломающего дерева, стоны раненых, вопли тех, кто лишился руки или глаза. Все это слилось в страшный гул, из которого едва можно было вычленить отдельные звуки и команды. Сотники свистом серебряных дудок меняли уставших бойцов в первом ряду, не давай сбавить темп боя. И вот уже кое-где в ход пошли мечи и длинные саксы, а строй легионеров превратился в стену прямоугольных щитов, над которыми блестели глаза. Древний, как мир, обычай, выработанный десятками поколений воинов. Щит висит на вытянутой вниз руке. Он плотно упирается в левое плечо и голень. Чуть ослабь стойку, позволь щиту болтаться, и все! Первый же удар выбьет передние зубы. Низко опущенный шлем дает врагу поле для атаки шириной в три пальца над краем щита. Пойди еще попади в эту щель. Зато воины, измотанные месяцами тренировок, разили врага, словно какой-то огромный механизм. Парируешь удар одного воина, а бьешь в открытый бок или подмышку врага, стоявшего справа. Не отбить этот подлый удар, и длинный сакс оказался куда как хорош для такой битвы. Ну а в тесной давке и вовсе копье ни к чему. Не поднять его.
Первый натиск схлынул, оставив в пыли десятки тел. Сотни ушли в лагерь, или их понесли туда. Они были ранены и больше не могли сражаться. Остальное войско выстроилось вновь, сомкнув ряды. Арабы встали по племенам и родам. Отец рядом с сыном, а брат с братом. Потому-то они и не показывали страха. Как можно опозорить себя перед людьми, с которыми тебе потом жить?
Гигантский квадрат стоял недвижим, и даже удар арабской конницы в тыл, который обычно действовал неотвратимо, словно молния, не достиг цели. Фронт позади ничем не отличался от того, что был спереди. Воины выстроили фулкон, подняв щиты в два этажа, а к месту прорыва устремились пикинеры, ждавшие своего часа в центре каре.
— Порядок бьет класс, — негромко произнес Святослав. — Так говорил отец. Видят боги, он прав. Он был прав во всем! А я-то думал, что война — это кураж и удаль! Какой же я был дурак!
— Государь! — к нему подскакал Айсын. — Конница готова. На левом фланге арабов изрядно размяли. Дозволь выпустить всадников!
— Подожди! — сказал Святослав, к которому подбежал вестовой и доложил остановку из той части, где ударила арабская конница. — Пусть увязнут покрепче.
Неожиданного удара не получилось. Обходной маневр, атака с тыла, рвущая тонкую нить строя и вселяющая панику… То, что всегда приносило арабам победу, в этот раз не сработало, разбившись о щетинистого ежа пехотного каре. Туда, где строй словенского войска опасно прогибался, немедленно посылалось подкрепление, а лучники начинали бить через головы собственных солдат. Каре стояло, как каменное. Его попробовали на зуб со всех сторон, атакуя то пехотой, то конницей, то попросту заливая тучей стрел. Да только странные железные шляпы и доспех из проклеенной ткани, кожи и стальной проволоки делал выстрелы почти бесполезными. И напротив, залпы плюмбат и стрел выкашивали бездоспешных арабов, которых было подавляющее большинство. Лишь самые знатные воины пустыни носили кольчугу.
— Пора, государь! — Артемий подскакал к нему с левого фланга, где даже на глаз было видно, что цепь арабов изрядно поредела.
— Иди! — кивнул Святослав Айсыну и тот, ударив кулаком в грудь, повернул коня.
Ряды воинов расступятся, а две сотни тяжелой кавалерии разорвут хлипкую нить отчаянно сражающейся арабской пехоты. А потом в прорыв хлынут болгары и закрутят свою смертельную карусель, безнаказанно поливая окруженных воинов ливнем стрел. Арабы попадут в капкан между пехотным каре и конницей, и это сломит их боевой дух, словно сухую ветку.
Таков был план, и этот план сработал. Сначала один отряд, потом другой ручейками потекли в сторону лагеря, седлая своих верблюдов и уходя в пустыню. Их никто не преследовал. Это стало бы полнейшим безумием.
А вот Амр ибн аль-Ас, которому было далеко за семьдесят, прямо на глазах из крепкого пожилого воина превратился в дряхлого старика. Поражение согнуло его плечи и потушило взгляд, еще недавно пылавший огнем. Вестник халифа, который стоял рядом с ним, приказывал ему прибыть в Медину. Амр долго отказывался, понимая, что лишь победа может искупить его дерзость. А вот победы как раз и не было. Он напрасно погубил тысячи, и ему придется за это ответить. И даже того проклятого предателя, который якобы зарезал мальчишку Святослава, нигде не смогли найти. Амр хотел напоследок содрать с него кожу, но не успел. Этот сын скорпиона и гиены исчез, словно сквозь землю провалился.
Глава 37
Два месяца спустя. Май 640 года. Медина.
— Аллах пусть благословит моего брата Само! — пробурчал Надир, когда увидел впереди зеленую долину, которую когда-то называли оазисом Ясриб.- Эти новые паруса просто чудо какое-то. Когда хочешь, тогда и плывешь, не то, что раньше! Глупый мальчишка Святослав считает себя владыкой морей! Смешно! Вот бы и придумал такой парус, вместо того чтобы хвастать попусту.
Семейное счастье с Алией и сыном длилось недолго и он, пожив в Татте всего несколько дней, внезапно вспомнил, что сам халиф повелел ему прибыть в Медину вместе с законной долей добычи, полагающейся казне. Надир и сам себе ни за что бы не признался, что попросту хочет сбежать из дома. Пусть Алия без него привыкает, что у ее мужа появилась вторая жена, и эта самая жена к тому же дочь индийского князя. Да что за баба! И вроде глаз не поднимает, и голос тихий и почтительный, а вывернет тебя наизнанку так, что лучше снова выйти на бой с взбесившимся слоном. И как у нее это получалось? Разгадать эту загадку Надир не мог никак.Кстати, бивни того слона Надир везет в подарок самому халифу. И стоят они немало, и послужат неплохим напоминанием о воинской доблести эмира Сокотры и Синда.
Завоеванные земли Надир оставил на тестя, а сам, собрав закят и подарки для мекканской знати, незамедлительно тронулся в путь. Тесть и Алия сверлили его подозрительными взглядами, но возражать никто не посмел. Причина была более чем уважительна, приказ самого халифа! Да и время спокойное наступило. Чач уполз на север, зализывать раны. Ему надо укреплять свою власть, ведь выскочек терпят только тогда, когда они одерживают победы. А когда они теряют войско в бесславной битве, то очень часто просыпаются с ножом в сердце или получают яд в кубке, поднесенном любимой наложницей. Тут, в Индии, с этим было быстро.
Они шли по морю месяц, а потом еще неделю с караваном до оазиса Медины. И так уже получилось, что Надир попал с самую гущу событий. Да и халиф Умар нашелся довольно быстро. Он нес на плече бурдюк с водой, при виде чего Надир от изумления чуть не свалился с верблюда.
— Великий халиф! — сказал он, склоняясь почтительно. — Приличествует ли это повелителю мусульман? Разве у тебя нет слуг?
— Ты не понимаешь, Надир, — ответил Умар, ставя бурдюк на землю. — Когда пришли ко мне толпы слушающихся и повинующихся, в душу мою вошла гордость и мне захотелось сломить ее. Ну, теперь понял?
— Ага! — кивнул Надир, который ничего не понял, но решил не признаваться в этом. И он промямлил. — А я вот Южный Синд покорил… Закят привез… Слона убил, а тебе бивни привез в подарок… Племя джатов ислам приняло…
Надир ужасно смутился. Так было всегда, когда его глаза встречались с прямым взглядом Умара ибн аль-Хаттаба, который словно проникал в его душу. Надир смущался, будто он мальчишка какой. Перед этим человеком он всегда робел, чувствуя себя рядом с ним мелким и незначительным. У халифа Умара всё было просто, и на любой вопрос находилось понятное объяснение. Он сверял свое мнение с верой в Бога, а потому выдавал единственно правильное решение. Надир так не умел.