Владыка вод
Шрифт:
Распахнув дверь в постоялый двор, Смел прямо с порога счастливо заорал:
— Эй, хозяин! Жрать давай, чего есть — поскорей и побольше!
— Сейчас, сейчас, — отозвался из-за стойки Горлохват. — Чего кричать-то… — тут он поднял взгляд, увидел вошедших и замер, втянув голову в плечи. И так и стоял, пока не сели они за стол. Смел, радостный, только что поверивший, наконец, что все уже позади, поторопил:
— Давай, хозяин, давай! Живот подвело! И вина!
— Да-да-да… — мелко закивал Живоглот и, часто оглядываясь, удалился на кухню.
Его
— Хозяин, ну не тяни ты, Владыки ради… — взмолился Смел, но осекся, поняв, что что-то неладно. А неладно было то, что вместо закуски Горлохват держал в руке маленький топорик для разделки мяса. — Ты чего, хозяин?
— А ну, убирайтесь отсюда, — глухо сказал Горлохват.
— Хо! Да ты что, сдурел? — Смел еще недоумевал. — Думаешь, у нас денег нет, да?
— Не надо мне ваших денег, я сказал — убирайтесь.
Смел взглянул на девицу, приглашая разделить с ним его удивление, но она сидела, сжавшись в комочек, глаза перепуганные, как недавно утром, и уже наготове блестят в них слезы. Тогда-то Смел осознал, что все это время Горлохват глядел, главным образом, на нее, и подобрался, почуяв опасность. Слишком он рано обрадовался, вот и не подумал по легкомыслию, что девицу в селении могут узнать. Лет-то прошло не так уж много. А Горлохват продолжает:
— Корми тут, понимаешь, всяких…
— Каких это — «всяких»? — Смел был уже спокоен, только резко вскипела в нем кровь, как всегда перед дракой.
— А таких. Она думает, я ее не помню… Сколько людей из-за нее… — договорить Горлохват не успел: выпрямившись, как пружина, Смел изо всех сил запечатал ему рот кулаком.
Недаром опасались бешеного в гневе Смела рыбацкие мужики. Ростом он невелик был, и легок, но когда бил — дикая сила бралась в нем откуда-то. И Горлохват, на голову выше Смела и тяжелее вполутора, отлетел к стойке, трахнулся об нее головой и остался лежать, одурело вращая глазами и хватая воздух разбитым ртом. Топорик его отлетел в сторону, где был мгновенно подхвачен Смелом, поскольку четверо-пятеро посетителей привстали, готовые защитить Горлохвата.
— Всем сидеть, — прошипел Смел, задыхаясь. Те задержались, не отрывая от Смела глаз. А он схватил девицу за руку и, пятясь, прикрывая ее собой, вышел на улицу.
— Где твой дом?
— Там, напротив… — девица дрожала всем телом.
— Не трясись. Пойдем скорее отсюда.
Дверь скромного домика оказалась заколочена большими гвоздями. Смел пустил в ход топорик и они вошли в нежилую комнату, холодную, пыльную, с застоявшимся запахом пустоты. На столе так и стояла дорожная корзина, с которой юная красавица собиралась бежать из Овчинки. Смел запер дверь на засов и стал оглядываться, подыскивая, что бы таким подпереть ее для надежности. От этого занятия его оторвал голос девицы, которую он так и не придумал, как называть. Надо бы как-нибудь по-городскому. Ему нравились тамошние имена.
— Можно, я переоденусь?
— Давай, давай, — он стал двигать к двери тяжелый шкаф.
Вот теперь можно ждать гостей. Смел не сомневался, что они будут. И знал, что долгой осады ему не выдержать — не еды у него, ни питья. А, Смут тебя забери! Опять попал в переделку… Одна надежда — на Верена со Сметливом. Хватятся же они в конце концов. Хотя… Что они смогут сделать? Против целого селения?
От мрачных раздумий отвлек его шорох, и он поднял глаза: в комнату вошла девица. Она сменила свои лохмотья на простенькое голубое платьице, наспех причесалась, обула легкие туфельки, сплетенные из полосок кожи. И он увидел такое нежное, испуганное и беззащитное существо, что почувствовал, как самого душит нежность. А поскольку к подобным чувствам был непривычен, то сжал кулаки и забормотал угрожающе:
— Я вам покажу, хвосты собачьи… Попробуйте троньте… — и понял вдруг с пронзительной ясностью, что даст избить и убить себя, примет любые муки, но никому не позволит ее обидеть.
Она как будто прочла все это в его глазах, потому что вдруг подошла, уткнулась головою в грудь и горько, по-девчачьи расплакалась. Смел одной рукою обнял ее за плечи, а другой неумело погладил ее по голове, приговаривая:
— Ну что ты… Да ладно тебе… Никто тебя не тронет…
Но плакала она, как оказалось, не о том. Не отрываясь от его плеча, сквозь плач, она невнятно выговорила:
— Так значит, это не сон был, да? Про горы и… и про камни?
Смел тяжело вздохнул. Прижал ее к себе покрепче.
— Ничего, ничего… Ты не виновата.
— Ведь я же не знала, не знала! Я думала — сон! — девица захлебывалась слезами и пристукивала кулачком по его плечу. — Ты веришь мне? Веришь? — она подняла к нему мокрые глаза, полные отчаянья и надежды.
— Конечно, верю…
После этих его слов девица немного успокоилась, села, всхлипывая, на пыльную скамью. Сказала горько:
— Я ведь и тебя хотела… как всех…
Смел поежился, вспомнив минувшую ночь, но пересилил себя и ответил бодро:
— Ну, на меня у тебя силенок не хватило.
— А почему? — широко раскрыла она глаза, голубые как небо после дождя.
— Да потому… — начал он, намереваясь отшутиться, но не успел: с предсмертным звоном вылетело оконное стекло и по полу, грохоча, покатился булыжник.
Сметлив и Верен шли в «залу», гадая: куда мог Смел запропаститься в такую рань? Вчера он предупредил, что ужинать не выйдет — дескать, устал, спать пораньше ляжет. Утром же, когда заглянули позвать его на завтрак, нашли постель заправленной, а комнату — пустой. Главное — и хозяин утром не видел, хотя встает ни свет ни заря. А теперь уже вон — обед… Куда ж его Смут унес, этого Смела?
Они сели за стол, строя разнообразные догадки и смеясь, но Сметлив вдруг указал Верену глазами в сторону стойки. Верен обернулся и поймал злобный взгляд Горлохватихи, вытиравшей за стойкой большое блюдо из обожженной глины. Самого хозяина видно не было. Верен отвернулся и вполголоса спросил у Сметлива:
— Чего это она?
— Сейчас узнаем, — так же тихонько ответил Сметлив и громко обратился к ней: — Хозяйка, а хозяйка! Ты, случаем, товарища нашего не видела? С утра пропал куда-то…