Владыка
Шрифт:
— Думаете, агрессора эта подачка удовлетворит? — недоверчиво скривился президент. — Боливийцы же рвутся к водным путям в Атлантику.
— Спонсорам войны, американской и английской нефтяным компаниям, желания боливийцев неинтересны, — отмахнулся Алексей. — Война затевается за нефть, а не за речную воду. Торговые пути — дело второстепенное, поэтому наживку супостаты охотно заглотят.
— Эт точно: займут территорию, выстроят линию окопов, огородят колючей проволокой, защитят пулемётами и артиллерией, — загибая пальцы, перечислил очевидные шаги германского командования Эстигаррибия. — Как
— Сразу видна классическая военная школа, — похвалил казачий атаман. — Рассуждаете, как немецкий генерал. Только вот фронтового опыта Гражданской войны у вас, и у германцев недостаёт, да и географию не учитываете. Сплошную линию обороны в Гран–Чако не выстроить. На севере череда болот, непроходимых в зимнее время, а весь западный край — поросшая зарослями кустарника холмистая маловодная пустошь. С июня по август там ещё можно найти в ямах воду, но потом весь год жесточайшая сушь. Так что, если мы отступим вглубь Гран–Чако, к истокам малых рек, километров эдак на триста от границы, то боливийская линия снабжения растянется до их ближайшей железнодорожной станции, а это плюс ещё двести километров. Когда пригреет весеннее солнце, индейские партизаны перережут пути поставки провианта, воды и боеприпасов, а казаки окружат отдельные группировки врага — тут боливийцам и… в общем, конец придёт.
— Про географию — это укол в самую болевую точку, — подойдя к столу и расстелив карту Парагвая, хлопнул ладонью по раскрашенному монотонно–зелёному изображению Гран–Чако генерал. — На боливийских картах такое же «белое пятно», ведь ни один иностранный географ не исследовал эту дикую местность, а индейцы и казаки не спешат делиться сведениями даже с правительственными чиновниками. О театре будущих боевых действий противник знает только по рассказам контрабандистов и скудным фотосъёмкам с разведывательных самолётов. Враг может иметь лишь поверхностное представление о дикой местности вдоль нескольких известных путей от границы к притокам реки Парагвай. С этим «пробелом» всё понятно, а вот при чём здесь упрёк в недостатке фронтового опыта — уж германцы–то славно повоевали в Первую мировую.
— Из–за характера местности Гран–Чако, боевые действия не будут походить на привычную для европейцев окопную войну со сплошной линией фронта. — Алексей повернул голову в сторону скромно сидящего у окна анархистского комдива. — Товарищ Махно мог бы с вами поделиться богатым опытом ведения боёв в условиях «Дикого поля», когда оборона строится на основе отдельных опорных пунктов.
— Мне проще шашкой махать, чем языком молоть, — используя русскую речь, проворчал Нестор Иванович, за десять лет так и не овладевший испанским языком в совершенстве.
Однако генерал понял его ответ на втором государственном языке, которым пользовалось более двух третей населения Парагвая, и не решился приставать с досужими расспросами к сурового вида анархисту.
Алексей обернулся к другому знаменитому комдиву:
— Ну тогда, после совещания, советую вам пообщаться с генерал–лейтенантом Унгерном. Думаю, барон будет более словоохотлив, особенно, если угостите бокалом марочного вина. У Романа Фёдоровича опыта ведения войны, без классического построения фронта
— Отчего же не побеседовать, если вино доброе предложат, — снисходительно улыбнулся барон Унгерн–Штенберг, который вовсе не тяготился изучать иностранные языки и, к арсеналу освоенных европейских, добавил ещё и китайский. Беспокойный авантюрист готовился после разминки с боливийскими «хулиганами», наконец–то, по-серьёзному схватиться на азиатском фронте с настоящими бойцами. Ибо до окончания местных «разборок» войсковой атаман не отпускал казаков «погулять» за рубежом.
— Ну ладно, учитывая труднопроходимую местность, монолитные построения войск агрессора рассыплются под фланговыми ударами казаков и диверсиями индейцев в тылу, — согласился Эстигаррибия. — Но стоило ли десять лет натаскивать профессионалов на то, что могли бы сделать и нерегулярные формирования?
— И тратить уйму денег на оклады наёмников? — опять укорил магната бывший президент Перейра.
— А вы, сеньор Мануэль, считаете: если офицеру не платить денег, то воин будет лучше служить отечеству? — удивился логике политикана войсковой атаман.
— Ну, конечно, офицерам платить надо хорошо, — смутился Перейра и привёл древнее изречение: — Кто не желает кормить своё войско, вынужден будет кормить чужое.
— Тогда, по–вашему: бойцы станут любить родину меньше, если государство проявит отеческую заботу о рядовом составе? — продолжал издеваться атаман.
— Граждане и так обязаны защищать государство, — поджав губы, насупился парламентарий.
— И сколько раз в год, лично вы, посещаете стрелковый тир или хотя бы спортивный зал? — с усмешкой глянул на классического «ботаника» казак.
— Сеньор Ронин, если будет необходимо, то я первым встану на защиту отечества, — прямо не ответив на вопрос, обиженно вздёрнул подбородок щуплый призывник.
— И сразу ляжете костьми в землю, — жёстко рассмеялся Алексей. — Война — сложное ремесло, которому тоже надо долго и упорно учиться.
— Развитие истории показало, что простой рекрут с ружьём легко справится с опытным рыцарем, — привёл убийственный аргумент вожак парагвайской интеллигенции.
— Ага, а строй хорошо обученных солдат разгонит целую армию ополченцев–профанов, — развил дальше мысль историка Алексей. — До конца девятнадцатого века армии всех стран были, по сути, профессиональными. Солдаты долгие годы оттачивали мастерство ведения боя и передавали опыт новобранцам. Вы считаете, сеньор Перейра, что в двадцатом веке человек стал намного умнее и способнее, чем наши славные предки?
— Дикие предки, — пренебрежительно фыркнув, сделал акцент интеллигент.
— Может, нравы у них и были дикие, но воевали предки справно, — покачал головой казачий атаман. — И врага убивать умели, и сами на смерть шли храбро.
— Плотность строя в отрядах нивелирует индивидуальное мастерство отдельных бойцов, — с сожалением вздохнув, развёл руками генерал Эстигаррибия. — Настала эпоха массовых армий, где исход сражения решает большее число солдат, их лучшее вооружение и, в неменьшей степени, талант полководца.