Владыки земли и моря
Шрифт:
Пенду встал еще ближе и положил обе руки на плечи короля.
— Гассем, Гассем, послушай меня! — Постепенно король успокоился. — Гассем, она жива. Она у них, но жива. Думай только об этом. Они не причинят ей вреда, она слишком ценна для них. Между прочим, все произошло из-за твоей глупости.
Гассем уставился на него.
— Ты испытываешь мое терпение, старый друг. Никому не позволено так говорить со мной.
— Кто-то должен. Остальные боготворят тебя и никогда не скажут тебе правду. Ты отправился на море, чтобы полностью восстановить здоровье, и начал устраивать игры, нападая на
Гассем успокоился и похлопал Пенду по затылку, так что их головы соприкоснулись.
— Ты прав, старый товарищ. Что-то — духи, боги, не знаю — навеяло на нас безумие, даже на мою Лерису, которая обычно мудрее, чем три короля, вместе взятых. Что же мы будем делать теперь?
— Теперь настало время для переговоров. Они скоро выставят свои требования. Скажи мне вот что: этот человек, захвативший королеву… Илас говорит, он был один. Это возможно?
— Да. И я знаю его. Это сын Гейла!
— Сын Гейла! — прошипел пораженный Пенду. — Каирн?
— Нет, старший, Анса. Тот, что изуродовал мое лицо.
Пенду огляделся вокруг, увидел неуверенные, встревоженные взгляды. Он тихо обратился к королю:
— Гассем, ты должен сказать что-нибудь людям! Их вера в тебя пошатнулась, но то, что это был сын Гейла, меняет дело. Всем известно, что Гейл, так же, как и ты, необычный человек. Сын Гейла мог нанести нам такой удар, но чести они при этом не потеряли. Скажи им, и побыстрее!
Гассем похлопал Пенду по спине и отошел от него. Воздев руки к небу, он воскликнул:
— Мои воины! Все вам известна древняя вражда между мной и Гейлом Проклятым! Каждый раз, когда мы думаем, что все кончено и похоронено, это противоестественное создание вновь появляется в каком-нибудь новом виде. И снова Гейл бросил нам вызов своим трусливым колдовством! Сын Гейла пробрался на наш корабль и похитил нашу королеву прямо у меня из-под носа! Многие из вас видели это! Я спрашиваю вас, может ли простой смертный, надеясь только на собственные силы, отвагу и умение, совершить такое?
Толпа воинов отвергла подобное предположение гулом недовольства. Пенду наблюдал за происходящим с удовлетворением, как всегда восхищаясь умением своего короля обращаться со словами и тем, как его люди бывали ими увлечены. Он чувствовал, что Гассем каким-то образом воодушевлял сердца людей, и они верили ему, причем даже самые его нелепые утверждения поражали их, как вечные истины.
— Теперь враг держит нашу королеву в плену! — Раздались возгласы смятения. Юноши-телохранители королевы были в неистовом отчаянии. — Но это не поражение! Гейл не сумеет взять надо мной верх при помощи своего колдовства! Этот полукровка — сын Гейла — не сможет одержать победу! Мне придется вести переговоры с нашим врагом. Тем временем мы будем увеличивать наши доходы, наслаждаться завоеваниями и укреплять силы. Я получу назад свою королеву, и тогда мы завершим завоевание мира! Мы навеки уничтожим Гейла и его отродье!
Люди одобрительно закричали, а Пенду подошел и встал рядом с королем, опираясь на старинное копье шессинов из бронзы и стали.
— Так-то лучше, мой король, — он зловеще улыбнулся. — Странно, как это Гейл вдруг сделался колдуном, хотя до сих пор ты сам доказывал, что все Говорящие с Духами — мошенники?
Гассем пожал плечами.
— Он не такой, как все остальные, а колдун — такое же хорошее слово, как любое другое. Слова — это мое оружие, и сейчас, и всегда. Нужно попрактиковаться, чтобы использовать их особенно искусно, потому что мне придется вести переговоры с Шаззад, как будто эта шлюха — ровня мне.
— Будь терпелив. Как же Ансе удалось совершить такой подвиг? Хотел бы я это увидеть.
— Никакого колдовства. Мальчишка был храбр, а я — беспечен, надо откровенно признаться. Он проскользнул на борт, а мы не обратили внимания. Думаю, я довольно сильно ранил его. Если мне повезет, он умрет, но мне редко везет, когда дело касается Гейла.
Гассем уныло наблюдал за тем, как иноземный корабль удалялся, унося на борту его королеву, и паруса его окрасились светом красного заходящего солнца.
Глава десятая
Лицо Шаззад превратилось в неподвижную хладнокровную маску. Она видела, как чужеземный корабль бросил якорь в маленькой гавани, видела, что палуба его покрыта телами раненых на носилках. На берег не посылали гонцов, но Шаззад позволила себе легкий вздох облегчения, увидев, как солнце играет на знакомом шлеме ее супруга. Он переоделся в полное королевское облачение к официальному приему. Шаззад вернулась в импровизированный тронный зал и села, дожидаясь сообщения Хараха. Придворные и дамы, сопровождавшие ее во время этого похода, стояли в абсолютном молчании, ни один из них не осмеливался шевельнуться, пока не станет ясно, стоит ли радоваться или скорбеть.
Двери распахнулись, и вошел Харах в доспехах. Он отдал честь и поклонился.
— Добро пожаловать, мой консорт, — сказала Шаззад. — Я рада видеть вас в добром здравии.
— Моя королева, я привез вам подарок. — Харах повернулся и хлопнул в ладоши. Вошла двойная шеренга моряков. Между ними двигалась хрупкая фигурка, ее движения были ограничены золотыми цепями, обвивавшими лодыжки. С шейного золотого кольца свисали цепи, соединенные с наручниками, а эти, в свою очередь, с более короткими цепями, отходящими от обруча, обвивавшего ее изящную талию. По кивку Хараха, стражники вынудили ее встать на колени, а потом пасть ниц перед троном Шаззад.
— Моя королева, — сказал Харах, — так я выполняю свои клятвы.
На мгновение Шаззад показалось, что она потеряет сознание. Она мечтала об этом моменте годами, не осмеливаясь поверить, что это когда-нибудь произойдет. Воспоминания об унижениях, которым эта женщина подвергала ее, растравляли ей мысли каждый день жизни со времен ранней юности.
Очень медленно она поднялась с трона и спустилась по ступенькам на пол, покрытый ковром. Стоя рядом с распростертой на полу женщиной, Шаззад скинула с правой ноги черную туфлю, расшитую крошечными жемчужинами. Нежно поставила она босую ногу на тонкую шею, тепло и шелковистость волос заставили ее ощутить трепет во всем теле. Шаззад медленно перенесла свой вес на эту ногу, жестко вжимая лицо женщины в пол.