Власть без славы. Книга 1
Шрифт:
Джон Уэст тоже стоял на коленях, но вид у него был рассеянный; чтобы не запачкать брюки, он постелил на пол свой носовой платок. Служба не интересовала его, он не понимал ни одного слова, да и не старался понять. Он аккуратно посещал церковь, не пропуская ни одного воскресенья, но делал это только для того, чтобы умиротворить Нелли и извлечь для себя выгоду — католики всегда стояли за своих единоверцев. Если он и молился, то лишь о ниспослании земных благ, которых он и сам добивался, не считаясь ни с кем и ни с чем. Впрочем, зажженные свечи, покрытый цветами алтарь, картины «страстей господних» на стенах, статуи святых и богоматери в полутемных нишах — вся эта мистика иногда и на него
Парламентские выборы приблизили его к желанной цели — добиться решающего влияния в законодательном органе штата. Он уже приобрел известность как самый богатый и самый щедрый покровитель лейбористской партии во всем штате Виктория. Но он поддерживал не только кандидатов-лейбористов; он не отказывал в помощи и тем кандидатам либеральной партии, которых склонил в его пользу Дэвид Гарсайд. Только с консерваторами Джон Уэст не знался совсем: те были заядлые святоши, настаивавшие на закрытии его тотализатора.
Тихо зазвонил колокольчик, и один из мальчиков в красно-белой одежде поднялся на ступеньки алтаря, перед которым стоял священник в полном облачении, и унес библию. Молящиеся встали с колен. Нелли подтолкнула локтем Джона Уэста, и он, очнувшись от раздумья, медленно поднялся.
Из четырнадцати избранных депутатов восемь провели предвыборную кампанию за его счет. На них можно положиться в случае новых попыток изменить закон об азартных играх; да и большинство других лейбористов не подведут. Политические интересы Джона Уэста пока еще ограничивались заботой о том, как защитить тотализатор. Многие лейбористы, по всей видимости, разделяли мнение Дэвида Гарсайда, что азарт не должен быть привилегией богатых. Были, правда, и такие лейбористы, которые думали иначе, но они составляли меньшинство, и ему объяснили, что это экстремисты из социалистической фракции. Но ведь Эштон тоже социалист, а вот помог же и обещал провалить любой законопроект, направленный против тотализатора.
Джон Уэст обнаружил, что политика — дело весьма сложное; но он уже начал разбираться в ней. Предвыборная кампания многому научила его, и он на всю жизнь запомнил правило, что финансировать нужно только того кандидата, который может рассчитывать на большинство голосов и при выдвижении его кандидатуры и на самих выборах.
Нет никакого смысла бросать деньги на человека, не имеющего шансов пройти. Несколько кандидатов, поддержанных им, уже провалились, в том числе керрингбушский «независимый либерал», который опять потерпел поражение во время предварительной баллотировки, и Боб Скотт, с которым Джон Уэст когда-то вместе работал на обувной фабрике.
Скотт стал теперь видным членом мельбурнского Совета профсоюзов. Он сам был клиентом Джона Уэста и, конечно, с пеной у рта защищал бы тотализатор в парламенте. Его кандидатуру от одного из промышленных округов выдвинули лейбористы, но прошел не он, а бывший член лейбористской партии, который все еще пользовался широкой популярностью среди рабочих.
Джон Уэст вспомнил речь Боба Скотта после оглашения результатов. «Боб Скотт побежден, но дело рабочего класса никогда не будет побеждено». Неужели Боб Скотт и вправду так думает? Впрочем, не все ли равно, пусть только защищает тотализатор в парламенте, когда попадет туда. «Боб Скотт будет драться за дело рабочего класса до последнего издыхания. Он будет драться против консерваторов и против капиталистических хищников, которые ведут штат Виктория к гибели!» Так он говорил, но Джон Уэст был уверен, что Скотт просто честолюбивый молодой человек, домогающийся депутатского кресла.
Джон Уэст не всегда улавливал смысл возвышенных, революционных идей, которые высказывали его ставленники
Все молящиеся сели, а Джон Уэст остался стоять, и Нелли пришлось потянуть его за полу сюртука.
Богослужение медленно близилось к концу.
Когда супруги вышли из церкви, Нелли крепко ухватилась за руку мужа. Она плохо понимала его и слегка побаивалась. Ее одолевали сомнения, в которых она едва смела признаться самой себе. Все время ее беременности он был угрюм и раздражителен; ему хотелось иметь сына, а родилась девочка, и он почти не обращал внимания на свою дочурку Марджори. О делах мужа Нелли знала мало, и то только по газетам или по случайно доходившим до нее слухам. Сам он с ней никогда ни о чем не говорил, а если его помощники приходили к нему на дом, он даже не знакомил их с ней. Но она и не желала знакомства с ними: они внушали ей страх и отвращение. Зачем она вышла за него? Зачем он женился на ней? Ничто не связывало их, кроме его страсти к ней, да и та, видимо, уже остывала.
Вернувшись домой, Джон Уэст уселся в гостиной на первом этаже с намерением почитать спортивный отдел субботних газет, но он никак не мог сосредоточиться — мысли его упорно возвращались к парламентской игре.
Политиканство нравилось ему; устраивать поддержку кандидатур, посылать своих скандалистов на собрания и митинги, принимать знаки уважения от политических карьеристов — все это увлекало Джона Уэста.
Когда-нибудь он приберет к рукам парламент штата. Он добьется защиты тотализатора и тем самым расширит свою власть. Власть, которая действует за кулисами, власть, которая диктует свою волю парламенту!
ГЛАВА ПЯТАЯ
Страх может внушать лишь тот, кто обладает достаточной властью, чтобы творить зло.
Зимой 1903 года, как-то под вечер, в лавке Каммина сидели двое посетителей: Пэдди Вудмен — низенький, толстый и веселый, и Скуош Льюис — долговязый, худой и мрачный; Пэдди был католик, Скуош — масон. Они ни в чем не походили друг на друга, кроме одного: оба отлично умели выманивать деньги у игроков.
— О’Флаэрти — с одной стороны, святоши — с другой, прихлопнут ваше дело, — говорил Пэдди Вудмен. На нем был щегольской клетчатый костюм, желтый жилет и галстук бабочкой. Котелок он держал на одном колене. Его лысина блестела под газовым рожком, как фарфоровое яйцо. — О’Флаэрти прикончил нас, прикончит он и вас, если мы все втроем не приберем к рукам этот клуб. С О’Флаэрти шутки плохи. Может быть, он и ирландец, но во всяком случае не из Южной, а из Северной Ирландии. Все они там оранжисты и предатели.
— Ошибаетесь, — вызывающе ответил Джон Уэст. — Никто меня не прихлопнет, даже О’Флаэрти. Мы можем сделать с вами дело, если оно мне подойдет. Но я на боюсь ни вашего О’Флаэрти, ни святош.
На самом деле Джон Уэст очень даже боялся всех, в особенности О’Флаэрти.
Вудмен начал тереть ладонью свою лысину, что делал всегда, когда бывал озабочен.
— Вам прямая выгода объединиться с нами, — вмешался Скуош Льюис. — Тогда вам и О’Флаэрти будет не страшен. — Льюис был одет скромнее Пэдди, но во рту у него торчала толстая сигара, от которой дым расходился по всей комнате. Ноги у него были такие длинные, что казалось, он двигается на ходулях. — Вы только подумайте, мистер Уэст. Если О’Флаэрти прихлопнет тотализатор, у вас останется заместо него Конноспортивный клуб.