Власть и оппозиции
Шрифт:
Первой кровавой расправой с оппозиционером стал расстрел в 1929 году бывшего сотрудника Троцкого, а затем советского разведчика Блюмкина за свидание в Турции с Троцким и доставку от него письма Радеку (последний, не вскрыв это письмо, тут же передал его в ОГПУ). Откликаясь на это событие, Троцкий писал: «Расстрелом Блюмкина Сталин хочет сказать международной оппозиции большевиков-ленинцев, что внутри страны у него есть сотни и тысячи заложников, которые будут расплачиваться своими головами за успехи подлинного большевизма на мировой арене» [183].
Однако расстрел Блюмкина оказался не только первым, но и последним случаем физического уничтожения оппозиционера вплоть до 1934 года. Окончательный удар по левой оппозиции Сталин растянул на несколько лет для того, чтобы затем нанести его в масштабах,
XI
Сталин — против «троцкистов». «Троцкисты» — против Сталина
Одновременно с решением о высылке Троцкого было принято решение провести по всей стране массовые аресты оппозиционеров, в том числе находящихся в ссылке. В центральных газетах под рубрикой «Хроника» было опубликовано сообщение: «Несколько дней назад ОГПУ была арестована за антисоветскую деятельность нелегальная троцкистская организация. Арестовано всего 150 человек… При обыске конфискована антисоветская нелегальная литература. Арестованные, как элементы, враждебные пролетарской диктатуре, подлежат строгой изоляции» [184]. Это означало, что отныне «мерой пресечения» для «неразоружившихся троцкистов» избиралась не ссылка, а тюрьма.
В тот же день Сталин опубликовал без подписи, в качестве передовой «Правды» статью под названием «Докатились». Под его именем она была напечатана лишь в 1949 году, в одиннадцатом томе собрания его сочинений — с примечанием «печатается впервые». В ней Сталин подчеркивал, что «в течение 1928 года троцкисты завершили свое превращение из подпольной антипартийной группы в подпольную антисоветскую организацию. В этом то новое, что заставило в течение 1928 года органы Соввласти принимать репрессивные мероприятия по отношению к деятелям этой подпольной организации… Подрывная работа троцкистской организации требует со стороны органов Советской власти беспощадной борьбы по отношению к этой антисоветской организации». В статье содержались недвусмысленные угрозы в адрес троцкистов, которые «стоят на полдороге», а также требование ко всем членам партии «понять и усвоить», что «между бывшей троцкистской оппозицией внутри ВКП(б) и нынешней антисоветской троцкистской подпольной организацией вне ВКП(б) уже легла непроходимая пропасть… Поэтому совершенно недопустимо то „либеральное“ отношение к деятелям подпольной троцкистской организации, которое проявляется иногда отдельными членами партии» [185]. Это был первый шаг Сталина, направленный на обвинение «троцкистов» в «подрывной» антисоветской деятельности с тем, чтобы сузить сферу официальной полемики с «троцкизмом» как идейным течением.
После появления этой статьи были инспирированы «массовые митинги» с обличениями «обнаглевших троцкистов», одобрением принятых против них репрессивных мер и требованиями немедленно выслать с территории Советского Союза «неразоружившихся» руководителей оппозиции. Однако высылка за границу большой группы оппозиционеров не входила в планы Сталина, который полагал, что изгнание Троцкого вынудит остальных лидеров оппозиции к капитуляции. Этому же была призвана способствовать новая волна арестов, прокатившаяся весной 1929 года. Сидевший в то время в Бутырской тюрьме С. Голицын вспоминал, что «большевиков-оппозиционеров… начали арестовывать, они сидели на Лубянке, а если в Бутырках, то по одиночным камерам. Мы видели, как их выпускали на прогулку, они шли кругом, один за другим, на расстоянии двух метров, как на картине Ван Гога. В течение нескольких дней мы читали в уборной надпись химическим карандашом: «Ленинцы! В приговорах начинают давать концлагери. Держитесь крепче!» [186]
Выразительное описание поведения оппозиционеров, впервые оказавшихся в советских тюрьмах, содержится в романе А. Солженицына «В круге первом». Это описание основано на воспоминаниях Л. Копелева (выведенного в романе под именем Льва Рубина) об испытаниях, перенесённых им в 1929 году за помощь своему старшему брату-троцкисту в укрывательстве шрифта подпольной типографии. В романе Рубин вспоминает о том, как он был брошен в харьковскую внутреннюю тюрьму ГПУ, сплошь заполненную оппозиционерами.
«По тюрьме гулко
— Товарищи! Привет из холодного карцера! Долой сталинских палачей!
Его бьют (этот особенный звук ударов по мягкому!), ему зажимают рот, вопль делается прерывистым и смолкает — но триста узников в трёхстах одиночках бросаются к своим дверям, колотят и истошно кричат:
— Долой кровавых псов!
— Рабочей крови захотелось?
— Опять царя на шею?
— Да здравствует ленинизм!..
И вдруг в каких-то камерах исступленные голоса начинают:
Вставай, проклятьем заклеймённый…
И вот уже вся незримая гуща арестантов гремит до самозабвения:
Это есть наш последний
И решительный бой!…
Не видно, но у многих поющих, как и у Лёвки, должны быть слезы восторга на глазах.
Тюрьма гудит разбережённым ульем. Кучка тюремщиков с ключами затаилась на лестницах в ужасе перед бессмертным пролетарским гимном…» [187]
Не менее мужественно вели себя оставшиеся на воле оппозиционеры, отвечавшие на ужесточение репрессий против своих товарищей активизацией своей нелегальной деятельности. Через два дня после принятия решения ОГПУ о высылке Троцкого московские оппозиционеры выпустили «бомбу» против Политбюро, продиктовавшего это решение,— прокламацию под названием «К партийным конференциям. Партию с завязанными глазами ведут к катастрофе». Эта листовка содержала запись беседы между Бухариным и Каменевым с предисловием, написанным А. Воронским [188]. Запись проникла также за границу и в марте 1929 года была в извлечениях опубликована германской газетой «Volkswille», близкой к левой оппозиции. Этот текст вскоре был опубликован в обратном переводе эмигрантской меньшевистской газетой «Социалистический вестник», а ещё через две недели — французской коммунистической оппозиционной газетой «Contre le Courant». 4 мая «Социалистический вестник» дал описание листовки, вышедшей в СССР, и перепечатал из неё фрагменты, отсутствовавшие в немецкой публикации.
В апреле 1929 года в другой оппозиционной листовке, распространявшейся в Москве и Московской области, сообщалось, что «волна арестов, прокатившихся над Москвой с 26 по 30 марта… вырвала из наших рядов ещё 200 активных товарищей». Эти аресты объяснялись местью сталинцев тем, кто предупреждал о неминуемом банкротстве их политики. В листовке напоминалось, что ещё недавно партийная верхушка утверждала, «что нет никаких опасностей, что классовому врагу податься некуда и т. д. Оппозиция разбита, сослана, разгромлена. И вдруг… какой-то кулак не хочет дать хлеба, какие-то члены партии не хотят видеть кулака, не хотят с ним ссориться, какие-то правые (откуда они при монолитном единстве „ленинского“ ЦК и „ленинской“ партии?) требуют уступок капиталистическим элементам, срываются планы, приходится увеличивать цены на хлеб и т. д. Как это не похоже на хвастливые дискуссионные заявления большинства. Всякому, кто серьезно задумывался над вчерашним днем нашей партии, становилось ясно, что между словами сталинцев и делами и способностями — громадная пропасть, что нужно менять руководство… Брожение растёт. Массы поговаривают о смене руководства. Глуховские ткачи, киевские арсенальцы, днепропетровские металлисты заявляют, что партия оторвалась от масс» [189]. В ответ правящая фракция делает всё, чтобы лишить рабочих подлинно революционного авангарда путём всё более широких и свирепых репрессий.
В других листовках, подписанных анонимно («группа большевиков-ленинцев», «группа рабочих-большевиков» и т. д.), назывались имена арестованных рабочих разных заводов, сообщалось о смертельной голодовке, объявленной группой оппозиционеров в тобольской тюрьме, и других формах сопротивления тюремщикам. «Не позор ли,— говорилось в одной из листовок,— что вместо усиления позиций пролетариата — носителя власти в стране — бюрократическое руководство всемерно ослабляет его, поощряя пассивность, нажимая на его мускулы, уплотняя рабочий день, снижая зарплату, преследуя, арестовывая и ссылая рабочих-передовиков» [190].