Власть меча

Смит Уилбур

– Я уже просила, и мне отказали. Де Бирс с бесконечным сочувствием ответил, что наибольшее падение спроса связано как раз с крупными камнями – на ювелирном уровне.

Твентимен-Джонс вернулся к своим вычислениям. Все слушали, как скрипит его карандаш. Наконец доктор поднял голову.

– Сможем мы покрыть расходы? – негромко спросила Сантэн, и Твентимен-Джонс посмотрел на нее так, словно предпочитал застрелиться, но не отвечать.

– Едва-едва управимся, – прошептал он, – придется экономить, сокращать, увольнять, но мы покроем расходы и,

может быть, даже получим небольшую прибыль – это будет зависеть от минимальной цены, установленной «Де Бирс». Но, боюсь, сливки придется снимать с самого верха, миссис Кортни.

Сантэн почувствовала, что от облегчения ослабла и дрожит. Она убрала руки со стола на колени, чтобы никто не заметил. Несколько мгновений она молчала, потом кашлянула, желая убедиться, что ее голос не дрожит.

– Квоты вступают в действие первого марта, – сказала она. – Это значит, что мы успеем доставить еще один полный пакет. Вы знаете, что делать, доктор Твентимен-Джонс.

– Мы заполним пакет сластями, миссис Кортни.

– Что такое сласти, доктор Твентимен-Джонс?

Шаса заговорил в первый раз, и инженер с серьезным видом повернулся к нему.

– Когда в какой-то период производства мы находим несколько первоклассных камней, мы оставляем лучшие из них, чтобы в будущем включить в пакет, где камни могут быть худшего качества. У нас есть запас таких высококачественных камней, и мы отправим их в Центральную торговую организацию, пока это еще возможно.

– Понимаю. – Шаса кивнул. – Спасибо, доктор Твентимен-Джонс.

– Рад помочь, мастер Шаса.

Сантэн встала.

– Теперь можно пообедать.

Слуга в белом открыл раздвижную дверь в столовую, где сверкал серебром и хрусталем уставленный желтыми розами в старинных селадоновых вазах длинный стол.

* * *

В миле от участка, на котором стоял вагон Сантэн, два человека сидели у дымного лагерного костра и смотрели, как булькает в котелке кукурузная каша. Говорили они о лошадях. План целиком зависел от лошадей. Их требовалось не меньше пятнадцати – сильных, привыкших к пустыне животных.

– Человек, о котором я думаю, хороший друг, – сказал Лотар.

– Даже лучший в мире друг не даст тебе пятнадцать добрых лошадей. Меньше чем пятнадцатью нам не обойтись, а их ты и за сто фунтов не купишь.

Лотар затянулся вонючей глиняной трубкой, и она непристойно забулькала. Он сплюнул в огонь желтый сок.

– Отдал бы сотню фунтов за приличную сигару, – сказал он.

– Не мою сотню, – заметил Хендрик.

– Давай пока оставим лошадей, – предложил Лотар. – Подберем сменных людей.

– Людей найти легче, чем лошадей, – улыбнулся Хендрик. – Сегодня хорошего человека я могу заполучить за обед, а его жену – за пудинг. Я уже разослал всем сообщения о встрече в котловине Дикой Лошади.

Оба взглянули на показавшегося из темноты Манфреда, и Лотар, увидев лицо сына, сунул блокнот в карман и быстро встал.

– Папа, идем быстрей, – попросил Манфред.

– В чем дело, Мэнни?

– Мама Сары и малыши. Они все заболели. Я сказал им, что ты придешь, папа.

У Лотара была репутация человека, способного лечить все болезни людей и животных: от пулевых ранений и кори до головокружения и хандры.

Семья Сары жила под изорванным брезентом в центре лагеря. Женщина, укрытая грязным одеялом, лежала рядом с малышами. Хотя ей, вероятно, было не больше тридцати, заботы, тяжелый труд и плохая еда превратили ее в старуху. Она потеряла большую часть передних зубов, а ее лицо словно опало.

Сара, склонившись к ней, влажной тряпкой вытирала раскрасневшееся лицо. Женщина мотала головой и что-то бормотала в бреду.

Лотар склонился к женщине с другой стороны и посмотрел на девочку.

– Где твой папа, Сара? Он должен быть здесь.

– Ушел искать работу на шахтах, – прошептала она.

– Когда?

– Давно. – И тут же преданно добавила: – Но он пришлет за нами, и мы будем жить в красивом доме.

– Давно твоя мама болеет?

– Со вчерашнего вечера.

Сара снова попыталась положить тряпку на лоб матери, но та слабой рукой отбросила ее.

– А дети?

Лотар посмотрел на их распухшие лица.

– С утра.

Лотар откинул одеяло, и ему лицо ударило густое липкое зловоние жидких испражнений.

– Я их все время обмываю, – словно защищаясь, сказала Сара, – но они снова пачкаются. Уж не знаю, что и делать.

Лотар приподнял грязное платье малышки. Живот раздулся от недоедания, кожа мертвенно-бледная. И на ней яркая алая сыпь.

Лотар невольно отдернул руку.

– Манфред, – резко сказал он. – Ты их трогал, кого-нибудь из них?

– Да, папа. Я пытался помочь Саре их помыть.

– Иди к Хендрику, – приказал Лотар. – Скажи, что мы немедленно уходим. Надо убираться отсюда.

– Что это, папа? Манфред задержался.

– Делай, что велено, – рассердился Лотар и, когда Манфред попятился и исчез в темноте, повернулся к девочке. – Ты кипятила питьевую воду? – спросил он, и Сара отрицательно покачала головой.

«Всегда одно и то же, – думал Лотар. – Простые деревенские люди, которые всю жизнь провели вдали от жилья других людей, пили чистую воду из ручьев и источников и не задумываясь испражнялись посреди поля. Они не понимают опасности житья в тесном соседстве с другими людьми».

– Что это, оум? – негромко спросила Сара. – Что с ними?

– Брюшной тиф, – ответил Лотар, но ей это ничего не сказало.

– Тифозная горячка, – попробовал он снова.

– Это плохо? – спросила она с надеждой на лучшее в голосе, и он не мог посмотреть ей в глаза. Снова взглянул на малышей. Жар сжег их, а понос обезводил. Поздно. Будь с ними мать, еще оставался бы шанс, но мать и сама слаба.

– Да, – сказал Лотар, – плохо.

Тиф распространится по лагерю, как пожар в сухом зимнем вельде. Очень вероятно, что и Манфред заразился. Лотар быстро встал и отступил от грязного матраца.