Власть. Естественная история ее возрастания
Шрифт:
Римляне, прославленные объединители, вначале не сильно отличались от таких завоевателей. Св. Августин не имел на этот счет иллюзий: «…и сами разбойничьи шайки есть не что иное, как государства в миниатюре. И они так же представляют собою общества людей, управляются властью начальника, связаны обоюдным соглашением и делят добычу по добровольно установленному закону. Когда подобная шайка потерянных людей возрастает до таких размеров, что захватывает области, основывает оседлые жилища, овладевает городами, подчиняет своей власти народы, тогда она открыто принимает название государства…» [165]
165
О
Повелевание «для себя»
Таким образом, «государство» возникает, в сущности, благодаря успехам «разбойничьей шайки», которая ставит себя выше отдельных маленьких обществ и – сама организованная в общество настолько братское и справедливое, насколько это требуется [166] , – представляет перед лицом побежденных и покорных поведение чистой Власти.
Эта Власть не может ссылаться ни на какую законность. Она не преследует никакой справедливой цели; ее единственная забота – эксплуатировать ради своей пользы завоеванных, покоренных, подвластных. Она питается населением, над которым властвует.
166
Древние авторы верно заметили, что требуется право между пиратами, чтобы они могли эффективно осуществлять свои набеги.
Когда Вильгельм делит Англию на шестьдесят тысяч рыцарских ленов, это определенно означает, что каждая из шестидесяти тысяч человеческих групп будет обеспечивать своим трудом средства одному из победителей. В глазах завоевателей это единственное оправдание существования покоренного населения. Если бы нельзя было сделать его полезными таким образом, то не было бы резона оставлять ему жизнь. Весьма примечательно, что там, где завоеватели – более цивилизованные, местное население совсем не будет использоваться и в конечном счете окажется истребленным, как бесполезное для завоевателей, не имеющих в нем надобности, – так было в Северной Америке и в Австралии. Туземцы лучше выживают под господством испанцев, которые их порабощают.
История неумолимо свидетельствует, что между победителями – членами государства и их побежденными не было других непосредственных отношений, кроме отношений эксплуатации.
Когда турки утвердились в Европе, они жили на харадж (Kharadj)*, который им платили немусульмане, – те, чей костюм, отличаясь, указывал, что они не входят в число победителей. Это был как бы ежегодный выкуп, цена за позволение жить, которую должны были платить те, кого могли убить.
Римляне воспринимали вещи точно так же. Они вели войны ради непосредственной выгоды, драгоценных металлов и рабов; победа тем более шумно приветствуется, чем больше она приносит богатства и чем большее число захваченных жертв приводит за собой консул. Отношения с провинциями состояли по сути во взимании дани. Завоевание Македонии осталось в сознании римлян тем моментом, начиная с которого оказалось возможным жить полностью на «провинциальные» – т. е. выплачиваемые покоренными народами – налоги.
Даже в демократических Афинах платить налог считалось недостойным гражданина. Сундуки заполнялись податями «союзников», и наиболее популярные вожди добивались любви граждан, увеличивая это бремя. Клеон доводит подати с шестисот до девятисот талантов, Алкивиад – до тысячи
Кажется, повсюду большую целостность, «государство», отличает паразитарное господство одного малого общества над совокупностью других обществ.
И если внутренний строй этого малого общества может быть республиканским (как в Риме), демократическим (как в Афинах), или эгалитарным (как в Спарте), то отношения с покоренным обществом представляют точный образ повелевания самого по себе и для себя.
167
См.: A. Andr'ead`es. Le montant du Budget ath'enien aux Ve et IVe si`ecles avant J.-C.
Чистая Власть сама себя отвергает
Вот, скажут, какое безнравственное явление! Не торопитесь.
Ибо здесь дело получает замечательный поворот: эгоизм повелевания ведет к своему собственному уничтожению.
Чем больше господствующее общество, побуждаемое своим социальным аппетитом, расширяет сферу своего господства, тем более недостаточной становится его сила, чтобы сдерживать растущую массу подвластных и защищать от аппетитов других все более богатую добычу.
Вот почему спартанцы, которые представляют совершенную модель эксплуататорского общества, ограничили свои завоевания.
И чем больше господствующее общество утяжеляет бремя налога, тем более сильное желание стряхнуть это ярмо оно будит у подвластных. Афинская держава освободилась от этого ярма, когда Спарта стала требовать большей дани. Поэтому спартанцы взимали с илотов только умеренную арендную плату и разрешали им богатеть.
Они умели дисциплинировать свой властный эгоизм. Согласно формуле Иеринга, у спартанцев эгоизм вел силу к праву.
Но с какой бы осмотрительностью ни осуществлялось господство, оно имеет свой срок. Господствующая группа со временем редеет. Ее силы исчерпываются настолько, что в конце концов она становится неспособной сопротивляться силам чужеземцев. Что тогда остается делать, как не черпать силу в массе подвластных? Но Агис* вооружает периэков и меняет их положение, только когда число граждан падает до семисот и Спарта в агонии.
Лакедемонский пример иллюстрирует проблему чистой Власти. Основанная на силе, она должна сохранять эту силу в разумном соотношении с массой порабощенных. Самая элементарная предусмотрительность вынуждает тех, кто господствует, укрепляться товарищами, набираемыми среди подвластных. В зависимости от того, является ли форма господствующего общества полисной или феодальной (соответственно, Рим или «норманны» Англии), этот союз принимает форму либо распространения на «союзников» прав полиса, либо возведения зависимых крестьян в рыцарское достоинство.
Отвращение к этому необходимому процессу обновления силы особенно ярко проявляется в гражданских общинах. Вспомним, как протестовал Рим против программы Ливия Друза**, сформулированной в интересах союзников, и разорительную войну, которую республика вела перед тем, как уступить.
Итак, отношение господства, установленное в результате завоевания, стремится к сохранению; Римская империя есть власть Рима над провинциями, regnum Francorum* есть господство франков в Галлии. Таким образом создаются системы, в которых не прекращается как бы наложение повелевающего общества, на общества повинующиеся; власть Венеции дает здесь относительно недавний пример**.