Власть. Естественная история ее возрастания
Шрифт:
Именно потому, что все покоится на согласии всех воль и на поддержке со стороны всех сил, этот строй именуется «общим делом».
Античные республики
Мы знаем, что царь воинственного родового общества, чтобы действовать, должен был добиваться поддержки старейшин родов. Понятно, сколь естественным было для него стремление сосредоточить всю Власть в себе самом и что это стремление должно было привести его к слому родовых рамок, для чего ему пришлось прибегнуть к помощи низших групп общества, плебеев всякого происхождения, как своих, так и побежденных.
Намерения родовой аристократии являются по необходимости совершенно противоположными. Она желает утвердить не только свое положение квазинезависимости, квазиравенства
К этому стремятся соратники Александра, которые отказываются падать перед ним ниц, тогда как сами своим высокомерием подавляют новых побежденных, даже своих союзников – греков.
Таковы настроения, которые, должно быть, привели к революциям, уничтожившим царскую власть как в Греции, так и в Риме. Лишь по причине глубокого незнания античной социальной структуры их можно было принять за эгалитарные в современном смысле. Эти революции были направлены против двух взаимосвязанных явлений – политического возвышения царя и социального возвышения плебса. Они защитили социальную иерархию.
Об этом весьма красноречиво говорит пример Спарты, которая лучше всех других полисов сохраняла свои первобытные нравы; она позволяет нам судить о том, насколько эти нравы были аристократичны. Какой парадокс, что она вызывала такое восхищение у деятелей нашей Революции!
В Спарте воинственные завоеватели являются всем. Справедливо, что они называют себя «равные». Они захотели быть таковыми между собой и только между собой. Внизу – рабы, которые им служат, илоты, которые работают для них на полях, и периэки, свободные, но не имеющие политических прав*. Это социальное устройство является типичным. Совершенно таким же было устройство Рима в первые века республики. Populus** изгнал царя. Но под populus тогда понимаются исключительно патриции – те, кто принадлежат к тридцати куриям, объединениям знатных gentes, представленных в сенате, совете patres. Само слово «отечество», как заметил Вико [158] , напоминает об общих интересах отцов и знатных родов, которые они возглавляют.
158
«Слово patria вместе со словом res, которое подразумевает„ся, означает в действительности “интересы отцов"» (Vico, 'ed. Belgioso, p. 212)***.
Когда хотят назвать совокупность римлян в древности, пишут «populus plebisque» – народ и плебс, который, следовательно, не есть «народ».
Управление посредством нравов
Нигде в античной республике мы не находим правящей воли, снабженной какими-то средствами, которые были бы ей свойственны и которые позволяли бы ей принуждать граждан.
Можно ли сказать, что такая воля воплощается в консулах? Но сначала консулов двое, и главный принцип состоит в том, что они могут взаимно сдерживать друг друга. Если бы они захотели навязать свою общую волю, какое они имеют для этого средство? В их распоряжении лишь несколько ликторов; на протяжении всего республиканского периода в Риме никогда не будет никакой другой публичной силы, кроме силы populus, способного объединиться по призыву вождей общества.
Возможно лишь то решение, в котором сходятся воли, и возможно лишь то исполнение, которое – ввиду отсутствия государственного аппарата – осуществляется посредством объединения усилий. Армия – это лишь народ в доспехах, а денежные средства – лишь пожертвования граждан, и если бы они не предоставлялись добровольно, то не было бы никакого способа заставить их поступать в казну. Наконец, – и это самое существенное, – нет административного корпуса.
В античном государстве ни одну из публичных должностей не занимает профессионал, держащийся своего места во Власти, но на все должности путем выборов назначаются граждане на короткий срок, в основном на год, и часто (Аристотель говорит, что это истинно демократический метод) по жребию.
Таким образом, правители не составляют – как в нашем обществе, от министра до жандарма – сплоченного корпуса, который приходит в движение как единое целое. Наоборот, магистраты, будь то крупные или мелкие, в исполнении своей службы почти независимы.
Как же мог функционировать такой строй? Посредством исключительной моральной сплоченности и квазиспособности индивидуумов определяться через род.
Семейная дисциплина и государственное образование формировали определенное поведение; оно было настолько естественным для членов общества, а общественное мнение настолько поддерживало и укрепляло их в этом поведении, что люди чувствовали себя почти взаимозаменяемыми.
Особенно в Спарте. Ксенофонт, описывая государство лакедемонян [159] в своем одноименном сочинении, с полным правом распространяется не столько о государственном устройстве, сколько об образовании. Именно последнее создавало сплоченность и обеспечивало жизнеспособность строя. Поэтому и говорили, что управление этим обществом принадлежало нравам.
Монархическое наследие государства Нового времени
Тот момент юности народа, когда происходит кризис в отношениях между царем и вождями групп, является поистине решающим: именно тогда в результате конфликта формируются различные политические характеристики, которые останутся почти неизменными.
159
Издание Франсуа Олье (Lyon, 1934). См. также замечательную диссертацию того же автора «Le Mirage spartiate».
Авторы конституционных теорий смешивают понятия «республика» и «государство», а также «гражданин» и «подданный», сформировавшиеся в результате противоположного опыта, поскольку не вполне понимают значение этой бифуркации.
Там, где вожди группы одерживают верх, политическое целое, естественно, рассматривалось как общество, которое утверждается между ними для продвижения их общих интересов, res publica. Это общество в действительности состоит из отдельных личностей и видимым образом проявляет себя в их собрании, comitia. Со временем те члены общества, которые сначала не являлись участниками собрания, становятся таковыми вследствие повышения их статуса, и собрание расширяется, возникают комиции центуриатные, а затем трибутные*. Но именно данное конкретное объединение, populus, и его интересы, res publica, – вот то, к чему апеллируют, чтобы противопоставить целое частному лицу или чужому сообществу. О государстве не говорится совсем, нет никакого термина, обозначающего существование некой моральной персоны, отличной от граждан.
Если, наоборот, верх берет царь, то он становится тем, кто повелевает всеми, будучи над всеми (supra, supranus, sovrano**). Члены целого являются подвластными (subditi – покорные). Они предоставляют суверену поддержку своих сил по его приказанию и пользуются преимуществами, которые он им обеспечивает.
Король на троне есть точка кристаллизации целого и его видимое проявление. Он принимает решения и действует в интересах народа, развивая для этого единый аппарат, все части которого сходятся к монарху. Социальная плоть – люди – облекает этот костяк. Осознание общности связано не с чувством объединенности, а с чувством общей принадлежности.
Так формируется сложное понятие государства. Республика – это отчетливое «мы»: мы римские граждане, рассматриваемые как общество, которое мы образуем ради наших общих целей. Государство – это то, что суверенно повелевает нами и во что мы включены.
Неважно, что потом в результате политической революции царь исчезает, его дело остается: общество формируется вокруг аппарата, который над ним господствует и становится ему необходим. Из его существования и отношений, установленных между ним и подданными, естественно следует, что современный человек не может быть гражданином в античном смысле – таким, который содействует всякому решению и всякому исполнению решения и в любом случае является активным участником публичного собрания.