Властелин Безмолвного Королевства
Шрифт:
Нахмурившись, Хект посмотрел на Анну, та пожала плечами. Для нее тоже осталось загадкой, что имел в виду принципат.
– Не хотелось бы оскорблять ваши чувства, госпожа Мозилла, – сказал принципат Делари, – но это дело вас не касается. Возвращайтесь, пожалуйста, к детям.
Хект удивился: слишком уж похоже на откровенную грубость. Неужели все, кто доживает до преклонных лет, себя так ведут?
– Дорогая, по всей видимости, речь идет о какой-то тайне, – сказал он Анне. – Все-таки мы в его доме.
– Конечно.
Делари, хмуро сдвинув брови, обошел комнату.
– Под
В комнату вошла внучка принципата. В руках у нее был поднос с кофе. От дразнящего аромата у Хекта потекли слюнки.
– Этот дом годами передавался из поколения в поколение, – продолжал Делари. – Герис, присядь. И держись, пожалуйста, спокойнее.
Женщина расставила на столе чашки, села и отпила кофе. Несмотря на замечание принципата, она была очень напряжена.
Хект невольно вздрогнул. Жест, с которым она поднесла к губам чашку, отчего-то показался ему удивительно знакомым.
– В чем дело, Пайпер?
– Ни в чем, ваша светлость. Что-то вдруг всплыло в памяти, но тут же снова ускользнуло.
– Понятно. Так вот, я рассказывал про дом. Он передавался из поколения в поколение, как водится, от отца к сыну, хотя все мы рано или поздно вступали в коллегию.
– Но как же так? Ведь духовенству не разрешается жениться, а незаконнорожденные дети лишены прав наследования?
– Деньги и могущество, Пайпер, всегда помогают нарушать даже самые незыблемые правила. А наша семья всегда была с избытком наделена последним. Им выгоднее держать нас в коллегии, чем позволить нам разгуливать без присмотра, ведь с волшебниками, не состоящими в ближнем кругу, вечно хлопот не оберешься. Наш представитель коллегии обычно самый могущественный ее член. А значит, и правила нарушать получается неплохо.
– Разумеется.
Деньги и могущество действительно давали преимущество. Всегда и везде.
– Герис, у нас возникло затруднение. – Делари повернулся к внучке. – Оно связано с этим домом и нашей семьей.
– Какое затруднение? – Судя по голосу, беспокоило ее что-то другое.
– Надежный свидетель видел, как отсюда несколько раз выходил Кловен Фебруарен.
– Что?
– Высокий человек в коричневом одеянии. Очень похож на твоего отца – такого, каким он был до несчастья в Сонсе. – Голос Делари посуровел. – Пайпер, на вид сколько ему лет?
– Около сорока пяти. Но наверняка просто выглядит моложе.
– Не видела тут никого похожего, – пожала плечами Герис. – И к тому же разве Кловен Фебруарен не мертв уже давно? По твоим словам, он был глубоким стариком, еще когда ты родился.
– Ты права. Ему полагалось умереть давным-давно. Но кто-то, кого опознали как Кловена Фебруарена, бывал здесь. Нужно срочно все выяснить. Быть может, это дело первостепенной важности.
– Возможно, Туркин или Фельска что-то видели. Или госпожа Кридон. Я мало имею отношения к тому, что делается в доме. Во многие комнаты никогда даже не заходила.
– Скоро мы это исправим. Займемся этим втроем, без посторонних. Пайпер, что такое?
– Нелегкий день выдался. Да и вчера было не лучше.
– Ты на тысячу лет младше меня, Пайпер. Ладно, охоту отложим на потом. А прямо сейчас расскажи о том, что помнишь о своем самом раннем детстве.
– Было очень холодно. – Тут Хект не врал: воспоминания о холоде крепко отпечатались в его памяти. – В Дуарнене зима длится по девять месяцев. Помню, как хотел поскорее вырасти, чтобы у меня в бороде были сосульки, как у папы, когда он приходил домой с мороза. Мама обычно плакала… Утыкалась ему лицом в грудь, чтобы не видно было слез. Она так радовалась, когда он возвращался домой. А когда опять уходил, подолгу сидела и смотрела на дверь. Боялась, что он никогда больше не войдет в нее. Однажды так и случилось. Пришел не отец, а Тиндеман, и мы все заревели еще до того, как он успел открыть рот. Тогда-то я и понял, что не стану добрым чалдарянином и не пойду по стопам своего отца, Розера Хекта. Мама умерла от горя. Мы похоронили ее, и в тот же день отправились на восток – мстить за папу. Меня оставили дома – слишком уж мал. Но часа не прошло после их отъезда, как я сбежал: прихватил с собой ржавый шердский нож, кожаный шлем да три фунта сыру и потопал на юго-запад. Нож сломал почти сразу, поэтому защититься мне было нечем, меня избили и забрали сыр. Тот шлем спас мне жизнь. Я его бережно хранил до самой Племенцы – как талисман на удачу. Но после плена мне его не отдали.
Принципат Делари и его внучка смотрели на него с изумлением.
Хект и сам изумлялся, с какой верой он произносил каждое слово.
– Герис, твой отец не мог ошибиться? – спросил принципат. – Есть ли хоть малейшая вероятность?
– Нет, дедушка. Он справлялся у самих Орудий.
– Понимаю. Ну что же, Пайпер, неплохо. Герис, а что ты помнишь о своем раннем детстве?
– Все было почти так, как он говорит, – отозвалась она, бросив на Хекта странный взгляд. – Мама всегда очень волновалась, а отца подолгу не было – он сражался в чужих землях. А когда все-таки приезжал, то гостил недолго. Когда он приходил, мы все плакали от радости. А потом от горя – когда снова его провожали. Мама умоляла его остаться, но он все равно уезжал. Не мог иначе. Великое дело всей жизни занимало почти все его время, и он встречался с нами только урывками.
– Она немного идеализирует, – пояснил Делари, – но в основном это правда. У моего сына – будем звать его Грейдом Дрокером, раз он сам выбрал себе такое имя, – была цель в жизни. Ты видел его. Даже перед самой смертью… Он отрекся от себя самого, отрекся от своего наследия – от всего отрекся, чтобы сразиться с Ночью. И в конце концов так ничего и не добился.
– Он выслеживал какое-то чудовище в Святых Землях, – продолжала Герис, – а за нами явились работорговцы. Ночью. Никто не ожидал. Кораблей на берегу не заметили. Мама сказала: этого не может быть, никаких работорговцев тут уже много лет не видели, Апарион и Датеон их не пустят. Так она и повторяла всю дорогу до корабля. Я только это и помню с той ночи.
У Пайпера Хекта земля ушла из-под ног.
Это было его самое первое детское воспоминание: какие-то мужчины, от которых мерзко воняет, затаскивают его на борт корабля. Разговаривают на незнакомом языке. Корабль похож на купеческий. Работорговцы хватали лишь молодых женщин, девушек и детей. На судне их были десятки.
Во сне иногда являлись и еще более ранние воспоминания, но он забывал их после пробуждения – тридцать лет старательно не обращал на них внимания.
Делари и Герис смотрели на Хекта во все глаза.