Властелин Хаоса
Шрифт:
– Не можем, и все! Вместо этого приходится смотреть на облака, следить за птицами, и муравьями, и гусеницами, и… – Она глубоко вздохнула и выпрямилась, но по-прежнему старалась не встречаться взглядом с другими Мудрыми. Интересно, подумала Фэйли, как она у себя в Таренском Перевозе ладит с деревенским Советом, и особенно с Кругом Женщин. Впрочем, и Совет, и Круг, так же как и Милла, только-только приступили к своим обязанностям Нашествие троллоков опустошило Таренский Перевоз, и все власти пришлось выбирать заново. – Это неестественно, миледи. Давно пора выпасть первому снегу, а погода стоит как в середине лета. Мы не просто встревожены, миледи, мы напуганы! Если другие не решаются сказать об этом открыто, то признаюсь я. Я ночами глаз не смыкаю. Уже месяц нормально не спала, и… – Она спохватилась, сообразив,
Остальные Мудрые перевели взгляды с Миллы на Фэйли. Они молчали, и лица их были столь же непроницаемы, как у Айз Седай.
Теперь Фэйли поняла. Милла сказала чистую правду. Погода стояла не просто необычная – неестественная. К Фэйли и самой порой сон не шел. Она молилась о дожде, а еще лучше о снеге, стараясь не думать, что может таиться за этой затянувшейся жарой. Мудрые пришли к ней, а ведь это их дело – успокаивать людей. Куда же податься ей, коли у нее на сердце та же тревога?
Однако, возможно, сами того не сознавая, эти женщины пришли как раз туда, куда следовало. Часть соглашения между простонародьем и знатью, усвоенного Фэйли с малолетства, требовала от благородных заботы о безопасности и благополучии простых людей. Если она не имела возможности помочь им на деле, то могла хотя бы напомнить, что худые времена не вечны. Если сегодня плохо, то завтра, в крайнем случае, послезавтра, непременно станет лучше. Фэйли вовсе не была в этом уверена, но ее учили поддерживать и ободрять тех, кто от нее зависит, а не усугублять их тревоги своими страхами.
– Перрин рассказывал мне о своих земляках задолго до того, как я попала сюда, – сказала Фэйли. Перрин был скуп на похвалы, но всегда правдив. – Я знаю, что, когда град выбивает ваши посевы, когда зимняя стужа губит половину стад, вы гнетесь, но не ломаетесь, а потом, распрямившись, начинаете все сначала. Когда троллоки опустошали Двуречье, вы поднялись и дали им отпор, а покончив с ними, тут же принялись восстанавливать разрушенное. – Это Фэйли видела собственными глазами. Она не ожидала от южан такой стойкости и упорства. Такие люди не ударили бы в грязь лицом и в Салдэйе, даже на северных ее окраинах, где набеги троллоков были обычным делом. – Я не могу обещать вам, что завтра погода переменится к лучшему. Могу только заверить, что мы с Перрином будем делать все, что в наших силах, чтобы помочь вам. Вы и без меня знаете – нужно уметь принимать то, что несет с собой каждый новый день, и готовиться встретить следующий. Именно такие люди живут в Двуречье. Именно таковы и вы.
Понятливости всем четырем Мудрым было не занимать. Если раньше они даже себе не сознавались, зачем явились в манор, то теперь пришлось. Будь они не столь сообразительны, могли бы, пожалуй, и обидеться, но этого не случилось. Женщины уразумели, что те самые слова, которые они говорили себе не раз, в иных устах и звучат по-иному. И конечно же, они смутились. Щеки их пылали, и больше всего им хотелось оказаться где-нибудь подальше.
– Ну, да, конечно, – сказала наконец Дейз, уперев кулаки в пышные бока и с вызовом поглядывая на других Мудрых. – Я то же самое говорила, разве не так? У леди Фэйли есть голова на плечах. Дельная девушка, я это сразу сказала, как только она к нам приехала. Так и сказала.
Эдель фыркнула:
– Да кто же с этим спорит, Дейз? Я что-то не слышала. – И, обратившись к Фэйли, добавила: – У вас и вправду здорово получается.
Милла неумело присела:
– Спасибо, леди Фэйли. Я сама твердила людям то же самое, но когда вы сказали, это совсем другое дело…
Дейз прервала ее нарочито громким кашлем – видно, сочла такую откровенность чрезмерной. Милла покраснела еще сильней.
– Хорошая работа, миледи, – сменила тему Элвин, наклонившись вперед и пощупав предназначенную для верховой езды юбку. – Но у нас, в Дивен Райд, есть одна тарабонская мастерица, она может сшить для вас наряд и получше. Я с ней поговорю, если вы не возражаете. Теперь она шьет вполне приличные платья, что годятся для замужних женщин. – На лице ее вновь появилось материнское выражение – сочетание добродушия и неколебимой твердости. – Она чудесно шьет, вы уж мне поверьте. И конечно же, сочтет
Дейз ехидно заулыбалась еще до того, как Элвин закончила говорить.
– Терилла Марза у нас, в Эмондовом Лугу, уже шьет для леди Фэйли полдюжины платьев. Причем одно из них бальное – вот уж красота.
Элвин выпрямилась, Эдель поджала губы, и даже Милла задумчиво опустила глаза.
Насколько понимала Фэйли, аудиенцию можно было завершать. Доманийскую мастерицу приходилось твердой рукой удерживать от попыток одевать Фэйли в наряды, годные для придворных празднеств в Эбу Дар. А идея сшить бальное платье принадлежала скорее Дейз, чем самой Фэйли. Фасон его был ближе к салдэйскому, чем к доманийскому, но что с того. Фэйли понятия не имела, куда его надевать, справедливо полагая, что балы в Двуречье заведутся не скоро. Мудрые же тем временем будут соперничать друг с другом и спорить, чья деревня лучше оденет леди.
Фэйли предложила своим гостьям чай и как бы ненароком обронила, что стоит подумать, как лучше приободрить людей. Это можно было воспринять как намек, и они заторопились, сожалея, что дела не позволяют им задержаться.
Наконец Мудрые направились к выходу, и Фэйли проводила их задумчивым взглядом. Последней, как обычно, шла Милла – словно девчонка, что плетется за старшими сестренками. Пожалуй, стоит поговорить об этом кое с кем из Круга Женщин с Таренского Перевоза. Каждой деревне необходимо иметь сильного, авторитетного мэра и уважаемую всеми Мудрую. Поговорить осторожно и деликатно. А то ведь когда Перрин узнал, что она говорила с жителями Таренского Перевоза о выборах мэра – почему бы селянам и не знать, что лорд и леди поддерживают верного человека, у которого голова варит? – так вот, когда он узнал… Перрин не из тех, кто легко впадает в ярость, но на всякий случай Фэйли предпочла запереться в своей спальне и не высовываться, пока он не остынет. А остыл он лишь после того, как она клятвенно обещала ему больше не вмешиваться в выборы мэра – ни открыто, ни за его спиной. Так-то оно так, но насчет Круга Женщин он ничего не сказал – наверное, просто забыл, – а стало быть, тут она ничем не связана. Пусть-ка его забывчивость сослужит ему самому добрую службу. И Таренскому Перевозу тоже.
Подумав о Перрине, Фэйли вспомнила и о другом обещании – том, что дала себе, – и принялась обмахиваться веером еще энергичнее. Сегодняшний день выдался не самым урожайным на глупости и даже не самым трудным по части взаимоотношений с Мудрыми. Во всяком случае, они не приставали с вопросами насчет того, скоро ли она подарит лорду Перрину наследника, благослови его Свет. Но изнуряющая жара все равно заставила ее злиться. В конце концов, почему она одна должна отдуваться? Пусть Перрин исполняет свой долг, или…
В небе прогрохотал гром, и за окном сверкнула молния В Фэйли всколыхнулась надежда. Если бы пошел дождь…
Она побежала по коридорам в поисках Перрина. Ей хотелось разделить с ним радость долгожданного дождя. И сказать ему пару ласковых. Перрин был там, где она и ожидала его застать, – на третьем этаже, на крытой веранде. Рослый, широкоплечий и большерукий, в простом коричневом кафтане, он стоял, прислонившись к колонне, и задумчиво смотрел вниз. Не вверх, а вниз. Фэйли остановилась на пороге.
Гром прогремел снова, и небо прочертила молния. Огненный зигзаг на безоблачном небосводе. Никаких туч. Никакого дождя, даже намека. Никакого снега. На лице Фэйли выступили бусинки пота, но она поежилась.
– Прием закончился? – спросил Перрин, и Фэйли вздрогнула. Он ведь и головы не поднял. Трудно было привыкнуть к тому, какой тонкий у него слух. А может, он просто учуял ее запах. Хотелось верить, запах духов, а не пота.
– А я думала, что найду тебя с Гвилом или Хэлом.
Это было одним из худших его недостатков. Фэйли пыталась как следует обучить прислугу, чтобы все было как в настоящем маноре, а Перрин держался со слугами запанибрата. Ему ничего не стоило распить с ними жбан-другой эля. Хорошо еще, что он, в отличие от многих мужчин, не заглядывался на каждую юбку. Ему даже в голову не пришло, что Калли Коплин нанялась в услужение, надеясь не только стелить лорду постель, но и делить ее с ним. А когда Фэйли выставила эту вертихвостку вон, он даже не заметил.