Властелин Огненных Земель
Шрифт:
– Этот ателинг похож на своего отца, – восхищенно говорили все. – Никогда не знаешь, чего еще придет ему в голову.
Шутовской король и его свита отплыли в Каттерстоу из Твигепорта в тринадцатый день Девятого месяца и подошли к берегу в мелкий промозглый дождь. Будь это настоящей королевской процессией, она завершилась бы парадом и приветственным пиршеством в Сюнехофе, но дядя Сюневульф отказался играть в их игры. Юные придворные ворчали насчет кислого поведения регента, но на самом деле все изрядно устали от игры и не слишком жалели о том, что шутка подошла к концу. В конце концов целый месяц вести себя примерно – задача почти невыносимая. Подойдя к берегу в Варофбурге, они увидели, что
Радгар первым соскочил с палубы на берег. Ответ на первый же его вопрос успокоил его: папа жив. Он бегом проделал весь путь до дворца, в котором царил изрядный кавардак, но единственным, кто приветствовал его там, оказался облизавший его с головы до ног Бриндль. Ему пришлось расспросить нескольких человек, прежде чем он узнал, что папа уехал в Хатбурну, свой любимый дом. Это было очень странно, ибо в столице отца ждала уйма дел. Обычно, вернувшись с фейринга, он посылал гонца, и мама поспешно возвращалась в столицу приветствовать его. Только дальнейшие расспросы помогли ему вытянуть из кого-то упоминание о фюрдраке на Вамбсеоке. Он приказал седлать Свеальма, скомандовал Бриндлю оставаться дома и пустился в Хатбурну со всей скоростью, на которую был способен его конь.
Он держался в седле не хуже любого другого мужчины в королевстве, а весил меньше. От дождя дорога раскисла, но Свеальм скакал уверенно и одолел дорогу в рекордное время – будь расстояние чуть больше, они бы наверняка догнали королевский кортеж. Когда они, разбрызгивая грязь, ворвались на конюшенный двор, королевских лошадей еще водили в поводу после дороги. Радгар соскочил с седла, сунул поводья в руки сеорлу и бегом бросился в главный дом. Он даже не стянул перепачканные грязью башмаки, что в глазах королевы Шарлотты было едва ли не самым страшным для ателинга нарушением приличий.
Хатбурна представляла собой древнюю, обветшавшую деревушку, заметно расширившуюся на протяжении многих поколений Каттерингов, но все еще слишком маленькую, чтобы служить резиденцией правящего монарха. Король никуда не может пойти без свиты фейнов, министров, чиновников и разнообразных придворных. Обыкновенно Эйлед усугублял положение, приглашая погостить друзей. Когда он останавливался здесь, стены домов прогибались, а мощный храп распугивал всю дичь в южной половине острова – так он, во всяком случае, утверждал, и все покатывались от хохота при королевской шутке. Он отказывался перестраивать или даже ремонтировать что-либо – даже заделать многочисленные щели в стенах. Если он сделает это место удобнее, говорил он, еще больше народа найдет повод приехать в гости.
Стадо придворных и чиновников размещались в домах, но по производимому ими шуму – окликам слуг и ругани друг с другом – Радгар сразу же понял, что отца с ними нет. Ему снова пришлось расспросить несколько человек, но в конце концов он узнал, что его величество отправился искать королеву, которая предположительно находилась в личной избе. Разбрызгивая лужи, он вылетел из дома и устремился вверх по склону. Дорога была недлинной, но шла вверх, извиваясь между стволами дубов, кленов и сикамор, листья которых блестели под дождем золотом, бронзой и медью. Он взбежал на крыльцо, сильно запыхавшись.
Маленькая избушка у водопада была центром его вселенной, местом, где всегда оставалось его сердце. Этот дом никогда не считался его собственностью, но вся комната была завалена его пожитками, и он спал в большой кровати на чердаке. Когда папа уезжал, мама всегда ночевала в большом доме, а прошлой зимой и папа тоже. Радгар решил, что интимная обстановка меньше интересует их теперь, когда они стали слишком старыми для занятий forlegnes – маме исполнилось целых тридцать лет, а папе и того больше. Тем более что бы они ни делали или ни говорили здесь, он слышал это так же отчетливо, как слышали бы соседи в главном доме.
Он ворвался в дверь, пропустив вместе с собой порыв дождя. Папа сидел на кровати, откинувшись и вытянув ноги. Он был с головы до ног забрызган грязью и казался усталым, как любой, проведший три часа в седле. Мама стояла у печки, ломая руки.
– Папа! – завопил Радгар и бросился нему. Тот тревожно вскрикнул, но ловко поймал его и стиснул в крепких объятиях. – Папа, папочка, ты ведь не собираешься биться с этим фюрдраком, нет?
Королева Шарлотта сделала три шага к открытой двери и с грохотом захлопнула ее.
– Радгар! Ты только посмотри на это!
Ее тон заставил обоих мужчин расцепиться и встревоженно сесть.
– Что, мама?
– Что за свинство!
Он озадаченно огляделся по сторонам. Верно, в печи полно было прогоревших углей, а на всем остальном лежал хорошо заметный слой серой пыли. Белье на постели возможно, стоило бы поменять уже давно, но у себя, наверху, он менял простыни всего пару месяцев назад.
Папа всегда запрещал всем остальным, даже фраллям, приближаться к избушке. Она же не ожидает, чтобы ателинг занимался домашней уборкой, нет?
Может, ее тогда раздражает беспорядок? Конечно, хлама в комнате было больше, чем умещалось на столе и стульях. Да и на полу тоже. Большая часть всего этого принадлежала на самом деле Эйлвину и другим друзьям, и ему стоило бы потребовать, чтобы они забрали свои шмотки, но все, что принадлежало ему, было нужно: его остроги для ловли рыбы, сети, крючки и грузила, лески; его конская сбруя, седла и попоны, ездовые сапоги; две мишени для стрельбы из лука, три… нет, четыре лука, охапка старых стрел и заготовки новых – древки, гусиные перья, клей, жилы… Валялись здесь также его учебные копья, мечи, щиты, шлемы – обычные игрушки, которыми разрешается забавляться всем мальчишкам перед тем, как они станут книхтами. Впрочем, неплохое собрание… Ну и, конечно, прочий мальчишеский хлам: мячи, деревянные головоломки, горные башмаки, сети для птиц, дротики, ловушки, две пары оленьих рогов, пара охотничьих ножей, вонючая медвежья шкура, которую они недостаточно сильно прокоптили… Все это можно было и выкинуть, но вот коллекцию ракушек и птичьих яиц, и модель драккара, которую он никак не мог собраться доделать… Слишком много книг. Фейну не нужны коробка красок и кисти, но это мама поощряла его занятия живописью, а папа считал, что некоторые из трех десятков набросков, сваленных в углу, вполне ничего; мама относилась к ним критичнее. Да, их тоже можно выкинуть, но не лыжи, не коньки и не весла! Он еще не слишком хорошо освоил лютню, но собирался серьезнее заняться ею этой зимой, и уж конечно, он может выбросить кучу этой одежды и обуви, из которых он все равно уже вырос. Большая часть веревок еще вполне годна была к использованию. Корзинку Бриндля вполне можно было выбросить, поскольку он все равно залезал в кровать к Радгару, а ее использовал как склад обглоданных костей.
– Ну? – грозно спросила королева. – Что ты скажешь обо всем этом?
Почему ее волнует это, когда Фюрндагум извергается, а на Вамбсеоке бесчинствует фюрдрак?
– Мне нужна комната побольше, – сказал он. – Папа, ты ведь не собираешься…
– Нет, он не собирается, – резко сказала она. – Если у Уфгита проблемы, пусть сам с ними и справляется.
– Он не может, – тихо произнес папа, вставая. – У него нет заклинателей, способных на это. Я должен сам справляться с этим, ибо я – Хлафорд Фюрландум.