Властелин огня
Шрифт:
Я постоял на рабочей площадке мартена, поглядел, как жидкая, до огненного цвета раскаленная сталь льется в формы. Это зрелище, доложу я вам! Мартены у нас большие, тонн по четыреста весом, и когда сталь пускают по формам, создается впечатление, что настоящие огненные потоки текут в каком-то невероятном царстве. Люди в специальных защитных масках на фоне огненных рек кажутся почти прозрачны ми черными тенями, чем-то нереальным. По-моему, к этому зрелищу нельзя привыкнуть, даже если видишь его изо дня в день на протяжении многих лет и знаком с ним чуть ли не с пеленок. Все равно невольно будешь робеть перед огненным великолепием, которое сами же люди и сотворили. Оно будет представляться тебе колдовством, принадлежностью какому то другому миру.
Но возвращаюсь к
В тот морозный январский день настроение у всех было довольно мрачное. Хотя производство, где работал отец, вы пускало особые марки и сорта стали, легированные, нержавеющие, бронебойные, и на сталь эту всегда был спрос, про давали ее и в Америку, и в Европу, однако уже три месяца сталеварам не платили зарплату, и ходили разговоры, что и в этом месяце никто не получит ни копейки. Здесь, как я понял (а я уже достаточно взрослый, чтобы многое понимать), сошлось несколько причин. И общий кризис, и большая путаница, возникшая после приватизации и акционирования нашего производства. Что-то оказалось сделано формально неправильно, и теперь между несколькими претендентами на владение комбинатом шла яростная борьба, с обращениями в суды, от гражданского до арбитражного, с требованиями признать предприятие банкротом и ввести внешнее управление, арестовать все счета комбината, чтобы люди, считающие себя обманутыми при дележе акций, могли получить компенсацию ...
И самое главное, что-то сбилось в самом процессе производства. Директору удалось пробить очень хороший государственный заказ для армии, после которого многое должно было наладиться, и деньги даже должны появиться, но вот уже неделю шел сплошной брак - сталь не отвечала требуемым характеристикам. Никто не мог понять, в чем причина, потому что все делалось как обычно, и так, как надо. Наши специалисты головы себе ломали в своих лабораториях, анализируя образцы, предлагали попробовать то одно, то другое, чтобы выправить положение. И все равно ничего не получалось.
Отец обрадовался, когда сталь пошла, он очень хотел верить, что день моего рождения станет переломным. Но дядя Коля Мезецкий, ближайший друг отца и сталевар с феноменальным опытом (он был постарше отца и довольно значительно) мрачно покачал головой.
– Опять не то идет, все не то ... На оттенок погляди.
Сам я этих «оттенков» различить не мог, как ни пыжился. Для меня все было одно - огненная река как огненная река, безумно красивая и страшная, затихающая, когда разливается по формам, и меняющая цвет, как обычная речка при ярком закате меняет цвет от красно-золотого к серо-синему, а потом погружается в сумерки. Но дядя Коля умел видеть то, чего никому больше не было дано. Один перелив в этой огненной реке мог рассказать ему больше, чем всем нашим специалистам со всеми их химическими анализами, хотя они могли распознать на своих современнейших приборах с компьютерной диагностикой состав стали буквально до миллионной доли процента.
– Не может такого быть!
– горячо возразил отец.
– Все по науке сделано, все правильно.
Дядя Коля опять покачал головой, будто хотел что-то ответить, но не стал. Последовала короткая пауза.
– И что делать, если и сегодня сталь не получится?
– спросил отец.
– Зубы на полку класть?
Дядя Коля вновь ничего не ответил. Он продолжал всматриваться в расплавленный металл, а отец, пожав плечами, пробормотал:
– Чертовщина какая-то ... Все ведь правильно делаем. Абсолютно правильно.
Дядя Коля тряхнул головой - как от забытья очнулся.
– Бывает так, что сталь иногда не терпит лишней правильности, - сказал он.
– Да, такое бывает. У стали свой характер, и кто с этим характером считаться не хочет, того она наказывает, будь ты хоть семи пядей во лбу и воображай, что у стали от тебя секретов нет ... Такое на нашем производстве несколько раз было .Я беру только те разы, в которых тайна сохранялась, а не те, когда не могли справиться с новой технологией. Скажем, когда у нас бессемеровская сталь не пошла - причиной была чистая технология. Точнее, ошибки
– А когда таинственное наблюдалось?
– спросил я.
Мезецкий вздохнул.
– Первый раз - аж в 1774 году, когда до нас добрались посланцы от Пугачева во главе отряда в тысячу человек и велели срочно лить пушки в помощь крестьянскому царю. И ничего не получилось, не пошел из печей пушечный металл ... Глава отряда, выждав неделю, решил, что литейщики саботируют сознательно, и уже вздумал весь завод перевешать, но Бог миловал - подошел полк, посланный Суворовым, и после жаркого боя мятежников перевешали. Потом в 1850 году, перед самой Севастопольской войной металл шел хрупкий и на разрыв непрочный, про пузыри не говорю. Мы к тому времени уже тигельный способ досконально освоили, и труды Аносова все были опубликованы, и разработки Обухова и Ухациуса были доступны, а все равно будто заклинило ... Тогда говори ли, будто металл обиделся, что Николай 1 приказал ружья и пушки кирпичом чистить, да еще держать их полуспущенными, чтобы все громко звякало при исполнении артикула. Ну, это все у Лескова в «Левше» описано ... Потом случалось такое в самом конце XIX века, и в 1912 году, и в 28-м. А последний раз металл взбунтовался в 61-м году. И всегда была серьезная причина, идущая от людей, и получалось, что хоть трижды правильно металл выплавляй, а толку не будет, пока не поправишь людские дела. Те самые, которые, кажется, на металл и влиять-то никак не могут ... А еще был случай на моей памяти, задолго до 61-го года, когда решение нашлось, только было оно таким же необъяснимым, как и неудачи. Я тогда совсем пацаном был ,меньше тебя, но ...
Дядя Коля осекся, будто не хотел сейчас вспоминать тот случай, которому был лично свидетелем.
Он всю историю нашего производства знает от и до и так умеет рассказывать о давних событиях, с такой доверительной интонацией, будто он сам в то время жил и лично все видел. Это, наверное, оттого, что он потомственный сталевар. У него и дед, и прадед, и совсем далекие предки лили металл, с самого основания наших заводов.
Я спросил:
– Интересно, а почему для Пугачева металл не захотел идти? Пугачев, вроде, за народ воевал ...
– Воевать-то воевал, - сказал дядя Коля, - но наворотил таких зверств. Чуть что не по нему - пожалуй в «пеньковый галстук». А самое главное, - по мне, во всяком случае, - что
он не соображал по сути жизни. Зацепил по неразумию-то, чего зацеплять нельзя. Помнишь «Капитанскую дочку» Пушкина?
– В школе проходили, - сказал я.
– Там Пугачев рассказывает сказку про ворона и орла?
– Еще бы! Нас эту сказку заставляли разбирать, в чем, мол, ее главный смысл, и мы даже сочинение про нее писали.
– Ну и в чем ее главный смысл?
– спросил дядя Коля.
– А в том, что жизнь надо прожить ярко, - ответил я.
– Пугачев, значит, такую сказку рассказывает, что орел у ворона спросил, почему, мол, мы, орлы, живем всего по тридцать лет, а вы, вороны, по триста лет? А ворон и ответил, что вы, орлы, свежей кровью питаетесь, а мы, вороны, - мертвечиной. Переходи, орел, на мертвечину и триста лет жить будешь. Орел подумал и сказал - мол, не по мне это. Лучше, говорит, всего тридцать лет прожить, да зато вдоволь свежей крови напиться. Пугачев и завершает, что и я, мол, как тот орел ...