Властелин Севера
Шрифт:
Виллибальд изумленно разинул рот, потом беспомощно его закрыл.
— Датчане вскоре придут сюда, — пообещал я, — и начнется резня.
Он снова открыл и закрыл рот, но по-прежнему не издал ни звука.
— А теперь слушай меня внимательно, — велел я. — Ты немедленно пересечешь Уз и как можно быстрее отправишься на юг.
— Но я же говорил только правду, — умоляюще сказал священник. — Разве это неправда, что святой Кутберт даровал нам победу?
— Конечно неправда! — прорычал я. — Альфред
Я сделал паузу, а Виллибальд издал сдавленный звук, как будто его душили.
— Ясное дело почему, — сам ответил я на свой вопрос. — Да просто потому, что ничего подобного не происходило.
— Но…
— Он все выдумал! — взревел я. — А знаешь, с какой целью? Альфред хочет, чтобы нортумбрийцы были уверены: именно Уэссекс возглавляет борьбу с датчанами. Он надеется стать королем Нортумбрии, разве ты не понимаешь? И не только Нортумбрии. Я не сомневаюсь, что он отправил еще одного дурака вроде тебя в Мерсию и тот сейчас рассказывает мерсийцам, что один из их чертовых святых явился ему во сне.
— Но ведь именно так все вправду и было, — перебил меня священник.
Я ошеломленно посмотрел на него, и Виллибальд объяснил:
— Ты прав! Святой Кенелм говорил с Альфредом на Этелингаэге. Он явился к нему во сне и сказал нашему королю, что тот победит.
— Разумеется, на самом деле никто ему не являлся, — как можно терпеливее пояснил я.
— Но это правда! — настаивал Виллибальд. — Альфред сам мне рассказал! Это Божье деяние, Утред, и сколь удивительно его созерцать.
Я взял священника за плечи и прижал к стене коридора.
— У тебя нет выбора, святой отец, — проговорил я. — Ты можешь убраться из Эофервика до того, как сюда явятся датчане, а можешь наклонить голову набок.
— Что сделать? — в замешательстве переспросил он.
— Наклонить голову. И я буду стучать тебе по одному уху до тех пор, пока вся эта чушь не выльется из другого.
Это его не убедило. Ибо слава Господня, воспламененная кровопролитием у Этандуна и раздутая ложью про святого Кутберта, по его мнению, озаряла Нортумбрию, и бедный Виллибальд искренне верил, что грядут великие события.
В ту ночь был задан пир — жалкая трапеза из сельди, сыра, черствого хлеба и выдохшегося эля. Отец Хротверд разразился очередной страстной речью, в которой заявил, что Альфред Уэссекский послал меня, величайшего воина, чтобы возглавить защиту города, и что небесный фирд спустится на защиту Эофервика. Виллибальд продолжал выкрикивать: «Аллилуйя!», свято веря во всю эту чепуху, и только на следующий день, когда город накрыло пеленой серого дождя
Люди покидали город. Ходили слухи, что к северу собираются военные отряды датчан. Хротверд все еще выкрикивал всякую чушь. Он даже возглавил процессию священников и монахов, которые шли по улицам города, воздев мощи и хоругви. Но всякий, у кого имелась хоть капля здравого смысла, понимал теперь, что Ивар, вероятно, вернется задолго до того, как святой Кутберт явится сюда с небесным сонмом.
Эгберт прислал ко мне гонца, который передал, что король хочет со мной говорить, но я решил не терять времени на беседу с обреченным правителем. Пусть король изворачивается сам.
Ну а мне предстояло подумать о собственной судьбе. Сейчас главное — это оказаться подальше от города, прежде чем на него обрушится ярость Ивара. И в таверне «Скрещенные мечи», недалеко от городских ворот, судьба послала мне спасение, которое я искал. Оно пришло ко мне в лице датчанина по имени Болти. Он выжил во время резни, потому что был женат на саксонке и родственники жены спрятали его. Увидев меня в таверне, он спросил, не Утред ли я Беббанбургский.
— Он самый, — кивнул я.
Болти сел напротив меня, уважительно склонил голову в сторону Хильды, потом щелкнул пальцами, подзывая служанку, чтобы та подала эля. Я рассмотрел Болти: тучный, лысый, рябое лицо, сломанный нос и испуганные глаза. Двое его сыновей, оба наполовину саксы, маячили у отца за спиной. Одному, по моим прикидкам, было около двадцати, другой лет на пять помладше, и оба они носили мечи, хотя совершенно не походили на воинов.
— Я знал ярла Рагнара Старшего, — произнес Болти.
— Я тоже его знал. Но что-то тебя не помню.
— В последний раз, когда он отплыл на «Летучем змее», — сказал датчанин, — я продал ему канаты и вальки для весел.
— И небось обжулил его? — саркастически осведомился я.
— Рагнар мне нравился, — вроде как обиделся Болти.
— А я его любил, — ответил я, — потому что он был мне вместо отца.
— Я это знаю и помню тебя. — Он замолчал и посмотрел на Хильду. После чего продолжил: — Ты был тогда совсем еще юным, и с тобой была маленькая темноволосая девчушка.
— Ты и вправду знал меня тогда, — ответил я и замолчал, потому что как раз принесли эль.
Я заметил, что Болти, даром что датчанин, носит на шее крест. Собеседник перехватил мой взгляд.
— В Эофервике, — сказал он, прикоснувшись к кресту, — человек должен как-то жить.
Он распахнул куртку, и я увидел молот Тора, который Болти прятал под одеждой.
— В основном они убивали язычников, — пояснил он.
Я вытащил свой амулет в виде молота, который носил под плащом.