Властелин Севера

Корнуэлл Бернард

У нас оставалась одна-единственная возможность: отступить в узкие проулки, где мы хоть как-то сможем сдержать всадников и добраться до ворот, ведущих к колодцу.

Нужно спасти Гизелу, затем предстоит отчаянное отступление вниз по холму, а за нами по пятам будут гнаться мстители.

«Может, нам удастся переправиться через реку», — подумал я.

Если бы мы только смогли добраться до вздувшегося от дождей Виира, мы спаслись бы от преследования, но надежда на это была призрачной.

— Стеапа! — закричал я. — Стеапа!

И тогда из дома появились двое, Стеапа держал в руках залитый

кровью боевой топор.

— Держитесь вместе! — прокричал я.

Всадники быстро приближались, но мы побежали обратно к конюшням, а наши преследователи, похоже, опасались темных, лежащих в тени участков между строениями. Они натянули поводья возле ясеня, к которому все еще был пригвожден мертвец, и я подумал, что осторожность верховых позволит нам прожить достаточно долго, чтобы выбраться из крепости. В моей душе встрепенулась надежда: я думал уже не о победе, но о том, как нам остаться в живых… А потом я услышал какой-то звук.

Это лаяли гончие.

Выходит, всадники остановились вовсе не потому, что боялись на нас напасть, просто Кьяртан спустил своих псов — и я в ужасе остановился, когда гончие вырвались из дома поменьше и ринулись к нам. Сколько их было? Пятьдесят? Во всяком случае, никак не меньше. Сосчитать было невозможно.

Ловчие подгоняли их тявкающими криками, и эти собаки походили скорее на волков, чем на гончих. С грубой шкурой, огромные, злобно воющие…

Я невольно сделал шаг назад. Мне почудилось, что это дьявольская свора, призрачные гончие, которые спешат во тьме и преследуют жертву в мире теней, когда наступает ночь.

Теперь у нас не оставалось времени, чтобы добраться до ворот. Гончие окружат нас, повалят и сожрут, и я подумал, что это, должно быть, кара свыше за то, что я убил беззащитного брата Дженберта в Кетрехте. Меня так и обдало холодом, я весь содрогнулся, охваченный малодушным, недостойным настоящего мужчины страхом.

«Умри достойно! — сказал я себе. — Умри достойно!»

Но разве возможно принять достойную смерть от зубов гончих? Наши кольчуги задержат их дикий натиск, но лишь на мгновение. А собаки, почуявшие наш страх, наверняка жаждали крови.

Обнажив Вздох Змея, я уже приготовился к самому худшему… И тут собак кто-то окликнул, причем явно не ловчий.

То был голос женщины. Он звучал чисто и громко, без слов: незнакомка просто распевала что-то. Этот дикий, резкий зов пронзил утренний воздух, как звук рога. И гончие внезапно остановились, повернулись и огорченно заскулили.

От ближайшей собаки — то была сука с запятнанной грязью шкурой — меня отделяло всего три или четыре шага. Она скорчилась и завыла, когда невидимая повелительница позвала ее снова. В этом зове без слов, в этом вибрирующем вопле было что-то печальное, и сука сочувственно заскулила. Ловчий, который выпустил гончих, попытался хлыстом погнать их к нам, но дикий, воющий голос незнакомки снова ясно донесся сквозь дождь, на этот раз он звучал громче. Женщина как будто визжала в приступе внезапного гнева, и три гончие прыгнули на ловчего. Тот отчаянно завопил, но тут же оказался посреди клубка из зубов и шкур.

Всадники поскакали к собакам, чтобы отогнать их от погибающего ловчего, но тут женщина издала дикий вопль, который швырнул

всю свору к лошадям, и утро наполнилось шипением дождя, нечеловеческими криками и воем гончих. Всадники в панике повернули и понеслись обратно к воротам.

Женщина позвала снова, на этот раз мягче, и гончие послушно закрутились вокруг чахлого ясеня, позволив всадникам спастись.

Я молча смотрел на все это. Собаки припали к земле, оскалив зубы и наблюдая за дверью дома Кьяртана — и именно оттуда появилась незнакомка. Она перешагнула через выпотрошенный труп, который Стеапа оставил в дверях, и воркующим голосом пропела что-то собакам, которые распластались по земле. А затем посмотрела на нас.

Это была Тайра.

Сначала я ее не узнал. Прошло много лет с тех пор, как я в последний раз видел сестру Рагнара. Она запомнилась мне светловолосой девчушкой, счастливой, здоровой и благоразумной. Помнится, она рассуждала о том, что, когда вырастет, обязательно выйдет замуж за воина-датчанина. А потом дом ее отца сожгли, жениха убили, а ее саму захватил в плен Кьяртан и отдал Свену.

И теперь, когда я увидел ее снова, Тайра превратилась в жалкое существо из ночного кошмара.

На девушке был длинный плащ из оленьей шкуры, скрепленный у горла костяной брошью, но под плащом она была абсолютно голой. Когда Тайра шла между гончих, полы плаща все время распахивались, и было видно, что тело ее болезненно худое и грязное, а руки и ноги покрыты шрамами, как будто кто-то постоянно полосовал их ножом. Там, где не было шрамов, виднелись язвы. Ее золотистые волосы стали сальными и чумазыми, и Тайра вплела в них засохшие побеги плюща. Плющ болтался и вокруг ее плеч.

При виде ее Финан перекрестился. Стеапа сделал то же самое, а я вцепился в свой амулет-молот.

Острые ногти Тайры были длинными, как те ножи, которыми кастрируют жеребцов, и она размахивала руками, словно колдунья, а потом внезапно завопила на гончих, которые жалобно заскулили и стали корчиться от боли.

Тайра посмотрела в нашу сторону, и я почувствовал приступ страха, когда она внезапно присела на корточки и указала прямо на меня. Глаза ее были яркими, как молнии, и полными ненависти.

— Рагнар! — закричала она. — Рагнар!

Имя это звучало в ее устах как проклятие, и гончие повернулись и уставились в мою сторону. Я знал, что псы прыгнут на меня, стоит только Тайре снова подать голос.

— Я не Рагнар! — воскликнул я. — Я Утред! — И снял шлем, чтобы она увидела мое лицо, повторив: — Я Утред!

— Утред? — переспросила Тайра, все еще не сводя с меня глаз.

В этот краткий миг она выглядела вовсе не сумасшедшей, а лишь сбитой с толку.

— Утред, — повторила она, на этот раз так, словно пыталась припомнить мое имя.

Почувствовав перемену в ее тоне, гончие отвернулись от нас… А потом Тайра вдруг завопила. Но не на собак; то был воющий плач, обращенный к облакам. И тут она внезапно обратила свою ярость на псов. Тайра наклонялась, зачерпывала пригоршни грязи и швыряла ее в собак. Она все еще не говорила ни слова, но гончие поняли ее безмолвный язык и послушались хозяйку, устремившись через скалистую вершину Дунхолма, чтобы атаковать только что построившуюся «стену щитов» возле ворот.