Властелин видений
Шрифт:
Перехватив руку Рамона, он резко вывернул ее, выбил из второй руки другой кинжал и повалил толмача на землю.
– Теперь тебе придется меня выслушать, – сказал он, заломив Рамону руки за спину. – Я не убивал Улиту, понял?
– Но ее брат сказал, что это ты!
– Ее брат? – По лицу Глеба пробежала тень. – Опиши мне его.
– Невысокий… Коренастый.
– С лысоватой головой и недобрым взглядом?
– Да.
Уголки губ Глеба дернулись.
– Это Молчун. Хлопуша, расскажи ему!
– Молчун – мой старший брат, – прогудел здоровяк. –
– Что значит «сожитель»? – прохрипел толмач.
– Они жили вместе, – сказал Глеб. – Как муж и жена. Не удивлюсь, если это он ее и задушил.
– Хочешь сказать, что я говорил с убийцей Улиты и отпустил его?
– Видимо, так.
Несколько секунд Рамон молчал, потом негромко попросил Глеба:
– Отпусти меня.
– А ты больше не будешь бросаться на меня с ножами?
– Нет.
Глеб выпустил руки толмача и выпрямился. Рамон медленно поднялся с земли, с хмурым видом отряхнул камзол. Потом посмотрел на Глеба и сухо изрек:
– Примите мои извинения, сударь.
– Принимаю.
Глеб повернулся, чтобы продолжить путь, но вдруг остановился и схватился рукою за грудь.
– Черт! – с досадой проговорил он. Затем быстро сунул руку под рубаху и вынул из-под нее льняную веревку. Кожаного мешочка с пробуди-травой не было.
Глеб быстро огляделся, увидел лежащий в пыли мешочек и быстро опустился рядом с ним.
– Черт! – снова выругался он. – Трава рассыпалась!
Он попытался собрать пробуди-траву в щепотку, но пересушенная трава рассыпалась у него под пальцами и смешивалась с сухой землей.
Глеб яростно ударил кулаком по земле и гневно воскликнул:
– Чертов толмач! Из-за тебя мы остались без пробуди-травы!
– Сударь, я…
– Что ты?! Только и можешь размахивать своими дурацкими кинжалами!
Бровка подошла к Глебу и положила ему на плечо узкую ладонь.
– Не надо, Первоход, – произнесла она дрогнувшим голосом. – Мы одолеем Пастыря.
– Одолеем? Как?
Бровка улыбнулась бледными от усталости губами.
– Не знаю. Но нас четверо, а он один. И мы… Мы не дадим друг друга в обиду. Верно?
Глеб усмехнулся:
– Верно, Бровка. Я не позволю Пастырю обидеть вас. – Он поднялся с земли, поправил ножны и сказал: – Идем дальше. И не сходите с тропы ни на шаг.
2
Багровое небо, белые обломки зданий, поросшие мхом камни… Тоскливо и муторно было на душе у Глеба. Словно за всей этой фантастической декорацией скрывалось что-то, чего он никак не мог разглядеть.
«Если вдуматься, все это настоящий бред, – думал Глеб, шагая по узкой тропке, вьющейся между разрушенными фасадами. – Я здесь, в древней Руси. В настолько древней, что и Руси-то еще никакой нет. Иду по мертвому городу и знаю, что за спиной у меня – упыри и волколаки, а впереди – колдун, собравшийся покорить мир и сделать его своей игрушкой. Может, все это сон? Вот проснусь сейчас и…»
На тропе прямо перед Глебом выросла высокая фигура. Глеб остановился. Ни страха, ни волнения он почему-то не почувствовал.
– Кто ты? – спросил Глеб незнакомца. – Ты Пастырь?
– Разве ты видишь на мне белую хламиду?
Глеб вгляделся в темные черты призрачной твари и побледнел от ужаса.
– Прочь! – крикнул он, молниеносно выхватил из ножен меч и рубанул по своему двойнику.
Порыв воздуха, вызванный движением клинка, развеял фигуру. Но она тут же стала сгущаться снова. И вот уже собственное лицо Глеба усмехнулось ему, а его собственные губы негромко и насмешливо произнесли:
– Не так быстро, приятель. И хватит корчить из себя крутого ходока. Ты не Первоход. Ты просто жалкий борзописец Глеб Орлов.
– Заткнись!
Двойник качнул головой и, усмехаясь, продолжил:
– Никто не воспринимает тебя всерьез, даже твои собутыльники. Для них ты просто Орлуша – потаскун и пьяница, с которым можно неплохо провести вечерок, но с которым не стоит говорить о серьезных вещах.
– Я сказал – захлопни пасть!
– Когда-то давно ты мечтал стать настоящим журналистом. Сенсации, разоблачения, встречи с интересными, талантливыми людьми. Идеи, пот и кровь родной страны… Ты хотел что-то сделать и что-то значить. Но ты не значишь ни черта. Ты никто. Ноль. И я никак не возьму в толк, зачем ты рвешься домой?
– Я не ноль. Гиблое место сделало меня сильным.
– Гиблое место? – Двойник насмешливо приподнял брови. – Глупец. Оно выжгло твою душу, и теперь ты пуст. Ты давно ничего не чувствуешь, Орлуша. Ты не различаешь добра и зла. Ты не черный и не белый. Ты просто темный, как любая здешняя тварь. Знаешь, что я думаю? Что тебе лучше остаться здесь. Навсегда.
Двойник улыбнулся улыбкой, от которой по коже Глеба пробежал мороз, и сказал:
– Опусти свой меч, приятель. Ты не можешь убить сам себя.
Глеб послушно опустил руку. Жестокие слова, сказанные двойником, смяли в комок его душу и лишили его воли. Он не чувствовал в себе сил сопротивляться.
И вдруг кто-то резко тряхнул Глеба.
– Первоход! Сударь, очнитесь!
Глеб качнул головой и захлопал ресницами. Прямо перед собой он увидел взволнованное лицо толмача Рамона.
– Что… случилось?
– Вы задумались, свернули с тропки и едва не свалились в яму.
Глеб опустил взгляд и увидел у своих ног черную дыру, похожую на нору какого-то зверя.
– Вам что-то привиделось? – спросил Рамон.
– Да… Вроде того. Но теперь все в порядке. Спасибо, что уберег меня от ловушки, толмач.
3
Все произошло просто, почти буднично. Они приблизились к полуразрушенному храму и, задрав головы, взглянули на башню. И сразу увидели Пастыря. Белый чародей стоял на каменном балконе, но был там не один. Рядом с ним, прижавшись к Пастырю, словно испуганный зверек, стоял худенький мальчик лет девяти-десяти. Белая длань Пастыря лежала у мальчика на плече.