Властелин воды
Шрифт:
– Я предупреждал вас о последствиях таких снов. Она явно отвечает вам взаимностью, по крайней мере в мыслях. А чего вы ожидали? Вы пробудили ее к жизни. Это всегда так бывает при первом пробуждении в девушке женщины – даже у смертных. Да на большую удачу даже рассчитывать не приходится. Я не понимаю, в чем проблема.
– Потому что ты не на моем месте, Генрик! Она невинна, безупречна!
– Плод уже созрел, пора его сорвать, как и все остальные до нее, – сказал старейшина. – Для ваших целей она идеально подходит, с этим не поспоришь. Почему бы вам просто не взять ее и покончить с этим, как делали
– Именно потому, что я ее хочу, я не могу взять ее, Генрик. Это все оттого, что я жажду жить внутри нее, хотя и не должен. Это испытание не для нее, а для меня.
– И что дальше? Вы не можете сказать ей, кто, точнее что, вы на самом деле. Что вы существуете между двумя параллельными мирами смертных и фэйев. Что вы должны жить только в пределах того водопада, который нарекли своим. Что вы должны ходить туда каждый день, в противном случае вас ожидает смерть. И в каждый брачный период, то есть каждое поколение, брать в это священное родовое место смертную женщину. А может, вы расскажете ей, что во время близости будет зачат ребенок, мальчик, которого ей придется растить самой, и что она никогда больше вас не увидит? И что ее сын, когда вырастет, тоже отправится на поиски водопада и будет делать то же, что и вы, его отец и принц, чтобы сохранить ваш род?
– Даже если я и решусь ей все это рассказать, то уж явно не так холодно и цинично, Генрик.
– Вы не единственный в истории нашего народа, кто сделал то, о чем вы сейчас думаете. За примером далеко ходить не надо. Последствия такого поступка известны. Боги вряд ли потерпят, если сын вслед за отцом станет отступником. Безвременная кончина вашего отца как кара за измену должна заставить вас передумать.
– Откуда тебе знать, о чем я думаю?!
Генрик вскинул руки и отступил на шаг.
– Да, я не знаю! – воскликнул он. – Даже не говорите мне об этом! Лучше мне не знать. Мне любопытно лишь одно. Чем смертные женщины так отличаются от остальных?
– Я не знаю, но раньше со мной такого не было. Когда наступало время плодить потомство, я делал это, повинуясь чувству долга. И это было всего лишь физиологической потребностью. Ни сердце, ни чувства не имели к этому ни малейшего отношения.
– Сердце, вот как! – произнес старейшина с отвращением. – Вы слишком долго жили среди смертных. Если бы вы приходили сюда лишь тогда, когда наступает время исполнить свой долг, как это делают остальные… Но нет! Вы проводите здесь, в физическом мире, больше времени, нежели в астральном, к которому принадлежите.
Клаус вскочил и побрел к водопаду. В нем он искал утешения. Он приходил сюда всякий раз, когда нуждался в поддержке и опоре, как ребенок, который хочет прильнуть к материнской груди. Это был ритуал, старый как мир, обряд, старый как фьорды, из которых задолго до него вышли старейшины. Он будет нежиться в его объятиях, пока безлунная предрассветная мгла не призовет его в «реальный мир», как говорят смертные. Таковы были Фоссгримы.
– Скорее, дружище, – сказал он, исчезая за сияющей лентой воды, – дело не в том, что я слишком долго живу среди них, а в том, что я просто слишком долго живу.
Бэкка, разбуженная первыми лучами солнца, зевнула и потянулась. Запах Клауса был повсюду. Она вспомнила свой сон, и он тут же занял все ее мысли. Ей стало невыносимо от терзающих душу противоречивых чувств – удовольствия и раскаяния. Она уткнулась лицом в подушку. Все, что ей успело присниться за время пребывания в Линдегрен Холле, выглядело пугающе реалистично. После последнего она вся трепетала от сладостной истомы, мечтая снова ощутить на себе изучающее прикосновение его губ и рук.
Она сунула рукой под подушку и достала веточку розмарина. Она пахла древесиной, странными составляющими лечебного напитка и… Клаусом. Она положила веточку на место и провела руками по телу, по которому не так давно блуждали его руки, касаясь ее груди, живота и бедер. Внезапно прохладный ветерок пробежал по коже, покрывая ее мурашками, и Бэкка буквально подпрыгнула на кровати. Если это был только сон, то почему ее живот до сих пор ноет от ощущения все сильнее прижимающегося его мужского естества?
Ее сердце учащенно забилось, кровь ударила в виски. Разве мог после сна остаться синяк? Она свесила ноги с кровати. Нет, ошибки быть не могло. Синяк был настоящим. Да и все остальное не внушало доверия.
Вошла Ула и помогла ей одеться к завтраку. Бэкка заметила, что молоденькая служанка бросает на нее косые взгляды, и, даже не глядя в зеркало, могла сказать, что щеки ее пылают. Но она больше не собирается сидеть взаперти! Она спустится к завтраку и посмотрит, какого цвета он после так называемого сна. Но сначала нужно привести себя в порядок.
– Как самочувствие моей горничной сегодня? – спросила она, сидя за туалетным столиком, в то время как служанка укладывала ей волосы.
– Не жалуется, миледи, – сказала Ула. – Она идет на поправку, можете не сомневаться. Вечером Анна-Лиза разрешит ей ненадолго встать с постели.
– Хорошо! – сказала Бэкка. – Я посижу с ней. Я хотела бы обменяться парой слов с Анной-Лизой, перед тем как спущусь к завтраку. Позовите ее, пожалуйста.
Горничная дернула шнурок звонка, и домоправительница тут же показалась на пороге, словно ждала за дверью, когда же ее пригласят. Манера слуг в Линдегрен Холле неожиданно появляться и исчезать, мягко говоря, раздражала. Но сейчас Бэкке это было только на руку: она должна успеть спуститься к завтраку и встретиться с Клаусом, пока ее смелость не пропала.
– Я хотела узнать, как обстоят дела у моей горничной, – сказала она домоправительнице, склонившейся в реверансе.
– Вчера вечером хозяин предупредил меня, что вы будете спрашивать, – сказала Анна-Лиза, – и я должна сказать, что она уверенно идет на поправку, миледи.
– Прекрасная новость! – воскликнула Бэкка. – И когда она достаточно окрепнет для путешествия?
– Этого я не могу сказать, миледи. Она только сегодня ненадолго встанет с постели. Все зависит от того, насколько гладко будет идти выздоровление. Хозяин не велел мне говорить, что она здорова, до тех пор, пока она не окрепнет настолько, чтобы прислуживать вам в дороге. Он отдал очень строгое распоряжение на этот счет.