Властимир
Шрифт:
Получив приказ как можно скорее закончить эксперимент, Хейд не стал осторожничать и решился на прямой контакт.
До сего момента он всегда оставлял аппарат на окраине села, на крыше одинокого дома, где никто не жил, и в темноте пробирался к избе Веденеи окольными путями. Но сегодня он торопился и пролетел над поселком средь бела дня, сверху наблюдая за суетящимися людьми. Садиться прямо на крышу дома ворожеи он побоялся и приземлился невдалеке, во дворе дома, стоящего на отшибе, там, где тын, огораживающий Ласкову, слегка покосился.
Это
Почти ни с кем не общаясь, она большую часть времени проводила во дворе, занимаясь чем-нибудь по хозяйству в помощь невесткам, женам братьев, что не считали зазорным общаться с нею как с работницей. В тот день, кроме нее, на Дворе никого не было.
Млава увидела свет из окошка и выскочила на двор посмотреть, что случилось. На крыше она с ужасом узнала точ-° такой же огненный шар, который прилетел к ней четыре года назад. Только тогда это было ночью. От сияющего, в темноте шара отделились двое, подошли к оцепеневшей от удивления девушке, взяли ее за руки, и один коснулся ее лба холодной твердой рукой. Млава тогда лишилась чувств. Смутно она сознавала, что существа прикасаются к ее телу, но боли не чувствовала — только холод и тепло, сменяющие друг друга. Она пришла в себя за домом, в кустах, и ничего не подозревала, пока не поняла, что случилось…
Все это всплыло в памяти Млавы живо, как будто случилось вчера, и когда она увидела такой же свет, то закричала и бросилась вон со двора.
На улице было много народа — все видели летящего маньяка и выбежали из домов, чтобы на него посмотреть. Увидев Млаву, что с криком бежала прочь от своего дома, люди понимающе переглядывались, и кое-кто уже тянулся к оружию.
Млава выскочила за ворота деревни к капищу.
На пыльном дворе было пусто. Идолы Перуна, Белеса и Купалы стояли в центре, окруженные жертвенниками. Поодаль — Стрибог и Лад. У подножия Стрибога блаженный юноша, что когда-то потерял разум от встречи с маньяком, ползал в пыли и что-то мычал. Увидев Млаву, он закричал, тыча в нее пальцем.
Из-за идолов вышел, опираясь на суковатую дубину, высокий худой старец в белой ряднине до земли, подпоясанной узорно вышитым поясом с оберегами. Длинные растрепанные волосы и борода его были совершенно белы, а лицо — сердито. Млава со всхлипом кинулась ему под ноги.
— Сухобой! — крикнула она, порываясь обнять ноги жреца. — Помоги! Не могу больше! Сколько лет ждала, мучилась, а теперь страх берет! Помоги!
— Уйди! — хриплым, севшим от старости голосом отвечал ей жрец. — Поди прочь! Иди к нему!
— Сухобой! — Млава подползла к нему, а тот отступал к идолам. — Защити! Укрой, к тебе взываю!
— Он пришел за тобой! — В руке жреца появился выхваченный из жертвенной колоды нож, и он замахнулся им на Млаву. — Иди к нему, или тебя заберут боги! Оборотни около Ласкова бродят — ты их от Змея Огненного прижила. Теперь он опять прилетел — родишь новых. Смерть тебе!
— Смерть! — повторили за ним два других жреца, появившихся между идолами, но Млаве от страха показалось, что это сказали сами боги.
Сухобой двинулся на нее, стуча посохом по земле. Блаженный пополз следом. Млава отпрянула, пытаясь встать на ноги и закрывая лицо руками. Наконец ей удалось вскочить. Она развернулась к выходу с капища, но увидела, что сюда подходят люди из деревни. Передние уже были в нескольких шагах от нее. Млава прижалась к бревнам тына и закрыла лицо руками…
Хейд, издалека наблюдавший эту сцену, досадливо нахмурился. Он не хотел выдавать местным свою связь с Веденеей и решил, что мальчики должны явиться на выручку матери, потому и спровоцировал Млаву. Но дело повернулось не так, как он рассчитывал, — она не собиралась звать детей на помощь, а толпа явно решила расправиться с нею.
Выхода не было, Хейд поднял аппарат в воздух.
С гулом, который все, очевидно, приняли за вой рассерженного Змея, он пролетел над самым капищем, в небольших количествах распыляя одуряющие вещества. Много их не требовалось — увидев над головами ревущего маньяка, люди разбегались с криками. Несколько человек попрыгали в озеро. Разохотившись, Хейд преследовал одного парня вдоль берега до самой рощи, где потерял его из виду. Оставив его в покое, он развернул аппарат к капищу, но там уже никого не было.
Жители деревни и жрецы разбежались и попрятались, оставив разбросанные дубины и копья. Но исчезла и Млава. Куда она направилась, Хейд не знал. Мысленно он обругал себя идиотом — шансы найти мальчиков уменьшались. Нужно было придумать что-то другое.
Когда Млава вбежала в свой дом, к ней вышла ее мать. Старуха молча сунула дочери в руки узелок и ушла из сеней, не оборачиваясь. Женщина обнаружила в узелке ломоть хлеба, две луковицы и несколько крупинок соли в тряпице. Были там же и ее котлы и алые бусы, что ей еще в детстве привез с торга отец. Увидев их, Млава поняла, что ее просто выгнали — никто не хотел терпеть рядом ту, за которую столь явно заступается нечисть.
Размазывая по лицу слезы, Млава покорно побрела в глубь леса. Ей было страшно там, но еще страшнее было оставаться на месте, ожидая, пока с ней расправятся свои. В лесной чаще живут изверги. В хозяйстве любого из них лишние руки пригодятся, тем более что извергов часто почитают колдунами — они смогут понять ее и помочь. Но она не знала, где их искать.
Она брела до тех пор, пока не поняла, что заблудилась. Над ее головой смыкались кроны вековых дубов, почти не пропуская на землю лучей солнца. Здесь полумрак царил даже среди дня. Млава присела на выступающий корень и заплакала, уронив лицо на колени.