Властитель Вселенной (Империя Тысячи Солнц - 2)
Шрифт:
"Час до сиксты", - подумала она, и в памяти услужливо всплыла цитата из книги: "Сикста есть час Откровений Петра, открывших вселенскую роль Церкви..."
Элоатри вздохнула. Как бы ни помогали ей книги и чипы, рутина ее обязанностей гораздо эффективнее погружала ее в лоно этой - увы!
– чужой пока для нее веры. Она потеребила жесткий воротничок, потом, спохватившись, опустила руку и повернулась выглянуть в окно.
Как там звали того древнего римского епископа, о котором говорил ей секретарь? Перегринус... Пеллерини? Избранный только за то, что ему на голову
Она чуть улыбнулась. У Туаана, ее секретаря, довольно странное чувство юмора, но без него она пропала бы.
Словно в ответ на ее мысли пропел вызов на панели коммуникатора.
– Да?
– Линкор вышел в районе планеты и ожидает возле Узла, - послышался голос Туаана.
– Они не говорят точно, зачем они здесь, но мне кажется, они призваны.
Элоатри села; ноги не держали ее от волнения. Чего она ожидает?
– Иду.
Когда она вошла в переговорную, Туаан уже ждал ее, сгорая от любопытства. Не говоря ни слова, он включил голопроекцию и отступил в сторону, выйдя из поля зрения камеры.
В воздухе соткалось и обрело материальность изображение: высокий, худощавый, темнокожий флотский офицер с коротко постриженной седеющей бородой. Он стоял неподвижно, хотя и не по стойке "смирно"; она почти не видела окружающей его обстановки, но догадалась, что это, скорее всего, его каюта. Во всяком случае, наверняка не мостик.
Взгляд его сфокусировался вдруг на ней, и глаза его удивленно расширились. "Он меня узнал", - догадалась она. Сама она его не узнавала он не походил ни на кого из тех сновидений, что лишили ее покоя с тех пор, как она покинула вихару.
– "Возможно, это он призван".
– Говорит капитан Мандрос Нукиэль, командующий линкором Его Величества "Мбва Кали".
– Добро пожаловать на орбиту Дезриена, капитан, - ответила она.
– Меня зовут Элоатри. Волею Телоса я Верховный Фанист Дезриена.
Густые брови капитана сошлись на переносице; весь вид его выражал сомнение.
– Томико был на Артелионе, - пояснила она тоном оракула в надежде на то, что он подтвердит или опровергнет те смутные слухи, которые начали уже доходить до Дезриена. Несмотря на все ее видения, никаких твердых доказательств того, что творилось в Тысяче Солнц, у нее не было.
И, увидев по его лицу, что слова ее достигли цели, она подняла руку с навеки выжженным на ней силуэтом Диграмматона.
Капитан Нукиэль вздохнул - невольная, но совершенно естественная реакция.
– Значит, это вы призвали меня.
– Я верю, что вас призвали, - осторожно произнесла она.
– Впрочем, речь ведь не о связи вроде ДатаНета, - улыбнулась она, видя его замешательство.
– У нас с вами много общего, капитан. Мы оба подчиняемся приказам - боюсь только, ваши гораздо яснее.
По лицу Нукиэля пробежала тень нетерпения.
– Простите меня, Нумен, - произнес он, - но я рискую своей карьерой, явившись в разгар войны на ваш призыв. Прошу вас, не надо играть со мной.
Война! Несмотря на все ее видения, явления Томико и все тому подобное, прямое подтверждение ее предчувствий оглушило ее.
– Прошу прощения, капитан, - ответила она.
– Все, что я могу сказать вам, - это то, что последнее время меня беспокоят видения: рыжий юноша, с бледной кожей-атавизмом, возможно, с изумрудным кольцом на пальце. И еще: с ним каким-то образом связан небольшой серебряный шар.
С минуту капитан, не скрывая своей нерешительности, смотрел на нее. Потом откуда-то из-за кадра послышался неразборчивый шепот, и лицо капитана прояснилось.
– Я понял, что вы имели в виду, говоря о приказах, - сказал он.
– Мне кажется, речь идет о...
Элоатри зачарованно слушала рассказ капитана, а ощущение неотвратимого все глубже проникало в ее сознание.
"Воистину, - подумала она, - мы стоим у края времен".
Элоатри распахнула высокую дверь в западной стене собора и пошла по долгому проходу вдоль нефа. Весь интерьер собора был пронизан светом, струившимся сквозь высокие витражи, и это превращало массивные каменные стены в эфемерные кружева.
Элоатри улыбнулась. Что-то в ее душе откликалось на пышность древней христианской архитектуры - возможно, именно эта оболочка веры помогала ей легче войти в новую жизнь. Это словно прогулка по разуму Телоса - свет, простор, изящество...
В соборе, конечно, находились и другие люди - он никогда не пустовал, - но все перемещались по своим собственным орбитам, поглощенные собственной беседой с Телосом и триединой истиной древней веры. Исполинские размеры помещения превращали людей в карликов. Она начинала уже видеть ритм этой жизни, похожую на танец структуру, где вера требовала порой обособленности, а временами единения в мессе или других ритуалах, после чего толпа верующих снова распадалась на отдельных людей - но никогда не одиноких полностью.
Теперь и ей необходимо было побыть одной - помедитировать, переваривая слова капитана Нукиэля, который сейчас ждал, сгорая от нетерпения, на орбите над Дезриеном. И еще то, что сообщили ей советники - особенно ксенолог. Этот корабль - их единственная защита сейчас. Без него им скорее всего не выжить на Дезриене.
Она скользнула в ризницу и остановилась перед алтарем. С минуту она стояла молча, глядя на резное распятие - олицетворение муки. Это раздражало ее.
"Уж не думаешь ли ты, что пьешь за себя?"
Слова Томико из видения снова всплыли из памяти, и она заставила себя видеть человека на кресте таким, каким его должны видеть остальные - ну, например, те, что ждут сейчас на орбите, каждый со своей болью, со своим прошлым и будущим. При том, что как Верховный Фанист она являлась защитником всех вероисповеданий Дезриена, для дальнейшей жизни ей была выбрана эта; впрочем, не ей одной.
Глаза изваяния смотрели из-под тернового венца на удивление спокойно. "Он - это все мы, тысяча лет мира, растворенные в страдании". В мозгу всплыли слова древнего воителя с Утерянной Земли: