Властитель

Я осторожно, словно тень, скользнул за толстое дерево, одиноко выступавшее из сплошного ряда леса. Дерево старое-старое, кора давно изборождена морщинами, буграми опоясавшими ствол. Копты на поляне настороженно заозирались по сторонам, нюхая воздух вывернутыми ноздрями, словно потерявшие след ищейки. Коптов было девять, девять следопытов, третий час висящих за моей спиной. И, как липкая паутина, приставшая в пути, которую, заметив, пытаешься стряхнуть и не можешь, копты прочно зацепились

за мой след Время замедлило бег. Казалось, медведи-мутанты преследуют меня целую вечность, дотягиваясь могучими лапами. Схватят – разорвут.

Как неосторожно! Не думал, что они близко, шел, словно на прогулку, не захватив даже защитные аккумуляторы.

Я прилег у ствола дерева; прячась за мощный наружный корень, осторожно выглянул. Голова пустая, сор мыслей вплетается в общий фон леса, – копты не должны засечь, этого еще не хватало.

Угораздило же Создателя породить таких тварей: не только сила, не только примитивный разум, но и телепатические способности, позволяющие улавливать поток сознания жертвы. Правда только поток, а не беспорядочные обрывки мыслей.

Солнце бросило оранжевые лучи сквозь редкую вату облаков. Посреди ровного поля будто подстриженной травы все девять ослепительно белых коптов, – девять бумажных плоских контуров, будто вырезанных из плотного картона, девять призраков из бездн подземного мира. Копты одновременно шевельнулись, уловив отблеск мысли, разом повернулись в мою сторону, и я, не экономя, ударил по ним лучом бластера. Ближайший копт, завизжав, покатился огненным шаром. Еще кого-то задел. Сколько? Я не заметил, побежал от дерева к дереву, стремительно, ломано уклоняясь от выстрелов. Позади вопли, топот шагов, треск горящих сучьев, гул погони, ропот потревоженного леса. Где-то здесь должен быть старый бункер, неужели не найду?!

Подпрыгнув, я уцепился за сук, бросил тело вверх и по стволу метнулся выше, скрываясь в листве. Внизу скользили копты: один, два, три… семеро. Только двоих зацепил. Я было собрался спуститься – еще один, хромой, благоухающий паленой шерстью. Меня они тоже поджарят, ежели попадусь им в лапы. Паленый остановился под деревом, замер и, с натугой дыша, стал вертеть огромной головой. Хрустнула ветка – копт посмотрел мне в глаза, и я, прыгая вниз, выстрелил из бластера прямо в ощерившуюся желтыми клыками морду.

Господи! заряды кончились – одно к одному! Копт с рычанием метнулся ко мне, запнулся – брошенный бластер с костяным стуком попал прямо по клыкам, и тут же вручную кованный нож, завершая дугу взлета, проткнул глотку зверя; кровь толчками окрасила мех на груди, а в глаза вдруг вернулся испуганный разум и… потухли глаза. Я бежал по коричневой тропе, уже узнавая: бункер там, левее. Копты услышали, взвыли за спиной. Не успеют, не догонят! Ноги несли меня вперед, сильно и плавно перебрасывая тяжелое тело от дерева к дереву. Если бы не обязательный полугодовой карантин для новичков, позволяющий нарастить мышцы и адаптировать организм согласно апробированным научным рекомендациям, люди и пяти минут не смогли бы здесь выжить. При полуторной силе тяжести и такой опасной фауне последствия для безумцев однозначно предопределены. Однако мы живем, боремся и, хоть подыхаем один за другим, все же надеемся дотянуть до конца срока. Потому что мы – заключенные, а Уран – наша тюрьма, и будь прокляты все те, кто послал нас в этот безумный, дикий, нечеловеческий мир!

Я бежал, подошвы сапог скользили по траве, но я успел, вот ориентир – кривой обломок тонкого

ствола… Ствол согнулся под моими руками (из-за деревьев автоматика выплюнула тонкие огненные нити бластеров, запахло озоном), и я нырнул в открывшийся люк вниз головой, приземлился на четвереньки, тут же прыгнул в круглый лаз какого-то коллектора.

Впереди очень слабо отсвечивал срез выхода. Я так быстро, как позволяли руки, ноги и выгнутая дугой спина, пробирался по узкой трубе навстречу… Внезапно, прорвав тонкую мембрану, вывалился вниз головой в овальный зал. Снизу – сначала широкой воронкой, потом сужаясь – шла прозрачная спиральная труба, витками обвивая почти весь круглый зал.

Тело скользило – не за что было ухватиться; набирая скорость, я – быстрее, быстрее – летел вниз. Зеленый, словно изумруд, красный, словно рубин, голубой, сапфировый – пол, стены, потолок – все кружилось, летело, сверкало. Меня вдавливало в стены желоба-трубы, дохнуло жаром, еще…

Желоб кончился, и я летел в красноватую жаровню колодца, успев (в слепом морганье, на внутренностях век) запечатлеть план-схему металлической камеры, куда мягко приземлился на пол. Не открывая глаз из-за нестерпимого жара (комбинезон сухо потрескивал, словно пересохший пергамент, кожа рук и лица печеными чешуйками отваливалась на раскаленный до вишневого цвета металл пола, трещали волосы, трещали и осыпались, вспыхивая в воздухе), я продолжал видеть внутренним взором задвижку квадратного люка, но тут море огня хлынуло со всех сторон и, не видя, не дыша, не слыша – глухонемая жертвенная тварь, – схватился зашипевшей ладонью за раскаленный рычаг… Не люк открылся – провалился пол, и, уже ничего не соображая, комком пропеченного страха, я погрузился в ошпарившую меня жидкость.

Вода, принявшая меня, обожгла холодом! После огня я несколько мгновений блаженствовал, остывая.

Недолго.

Я вынырнул на поверхность: высоко рдел рубиновый потолок клети, тускло освещавший гладкие стены. Колодец метра три диаметром. Метра два выше – забранное решеткой окно. Я попытался выпрыгнуть – не достал. Стали ныть кости. Что за извращенный разум создавал эти лабиринты мучений! Для чего? Когда? Предупреждали же, лезть сюда только в крайнем случае. Я думал, этот случай наступил. Может, я ошибся?

Еще немного, и мое тело станет ломким, как ледяная сосулька. Погрузившись, я поплыл вдоль стены, нырнул – ниже, ниже! – воздуха стало не хватать. Нащупал пустоту, но ушел вверх глотнуть воздуха.

Тело медленно застывало, – я не чувствовал пальцев рук и ног. И движения стали плавными, сонными. Первая попытка будет последней.

Я набрал воздуха, сколько мог, и ушел в глубину. Труба. Еще одна труба. Я решился на этот спуск только потому, что в призрачном свете раскаленного потолка заметил: стены влажно блестели до решетки коллектора – выше был матовый и сухой металл. Совсем недавно вода стояла высоко – стены еще не успели обсохнуть. Должен быть слив. Как холодно!

Я плыл вперед, энергично отталкиваясь от воды и стен, – в полной темноте и в страшной стуже – вперед, вперед, ощущая судорожно стонущие легкие, не думая ни о чем, только не понимая, почему не могу продвинуться вперед, скребу руками по шероховатым стенкам.

Это впереди, вяло подумал я, впереди труба глухо зашторена. Не чувствуя пальцев, я попытался ощупать… преграда поддалась. Медленно отцепив нож, ткнул вперед и – из последних сил! – нажал вниз. Резина или мягкий пластик, успел подумать я, стремительно падая в потоке воды.