Властители льдов
Шрифт:
– Ты как?
– взволнованно спросил он.
Криво улыбнувшись, все же сказала:
– Нормально.
– Как живой?
– отстранено переспросил Кельм.
– Зачем же он просил в глаза взглянуть?
– Наверное, чтобы ты в них взглянул, - хмыкнул Олаф, отвешивая сыну подзатыльник.
– Боги, в кого ты только такой дурной?!
Никак не отреагировав на слова отца, Кельм резко повернулся ко мне лицом. В его глазах можно было увидеть ничем не прикрытую растерянность, тревогу, вину и в то же время, облегчение.
– Дэй, - сказал он, наклоняясь ко мне.
–
– Да, я чтоль, - хмыкнула в ответ, высвобождаясь из объятий Брэйдана, который не спешил меня отпускать. И тут же оказалась прижата к широкой груди Рыжего, вновь ища возможность сделать хотя бы крошечный вдох.
– Вы знаете, мы не ждали гостей, - едва слышно шептал мне на ухо перевод Брэйдан, в то время, как пышногрудая блондинка неопределенного возраста выставляла на широкий стол принесенную на подносе снедь, и параллельно говорила слова приветствия или просто общалась, не уверенна, как правильно следует охарактеризовать её монолог.
– Потому стол наш не слишком богат, - это если не считать того, что она третья женщина приносящая еду на огромном подносе. И, как мне кажется, это далеко не последний её выход.
– Но, Вы, уж не побрезгуйте, - а, побрезговать, если уж быть до конца честной было чем, во всяком случае мне.
Одним из первых на столе появился алкоголь. Немного мутная, изрядно вонючая жидкость, стояла в самом центре стола, вызывая нездоровый ажиотаж среди мужчин и откровенно рвотные позывы, у меня. Следом появился взвар из костей и кожи животных, которые варили так долго, что теперь это все застыло и превратилось во что-то склизкое и желеобразное. После появились фаршированные кишки животных, набитые мясом и салом, затем прибыл фаршированный желудок овцы, набитый отрубями и воняющий настоящими миазмами. Мужчины следили за происходящим с лихорадочным блеском в глазах, попутно сглатывая слюну и потирая огромными ладонями лицо. И их можно было понять. Мясо здесь любили, но оно было гораздо дороже рыбы, потому в повседневной жизни, хозяйки старались подавать мясное раз в день, не чаще. Когда же появились булки, я уже было приободрилась, но как оказалось, это я зря, потому, как и это нехитрое изделие оказалось нашпиговано. Нет, не мясом, в этот раз рыбой. Когда надежда покушать со всеми начала медленно испаряться, самая молодая из обитательниц дома, выпорхнула из кухни с подносом, на котором в огромной миске дымились розовато-желтые кругляшки, а рядом, в немного меньшей по размерам плошке, вызывающе поглядывала на меня какая-то оранжево-зеленая, явно овощная, нарезка.
– Что это?
– заинтересованно спросила я у Брэйдана, указывая взглядом на выставляемые угощения.
– Это пареные клубни...я не знаю, как называются они по-аирски, и квашеная капуста и морковь.
За столом все собрались уже затемно. Если в Аире было принято кушать сидя на мягких подушечках за небольшими столиками, то на севере нас усадили за огромных размеров деревянный стол, окруженный массивными деревянными лавками. Только сев, я поняла, что мои ноги не достают пола и свободно болтаются под столом. В этот момент, почувствовала себя ребенком, если честно.
Во главе стола сел Терех, по правую сторону от него Олаф, его жена, русоволосая пышнотелая женщина средних лет, и две молоденькие девушки, похожие, как две капли воды на свою мать. Слева сел Кельм, его жена, как оказалось та самая блондинка неопределенного возраста, Брэйдан и я. Дочка Кельма, совсем ещё крошечная девчушка, рыжая и с ног до головы усыпанная веснушками, была услана матерью спать. Девочка, сначала надула губки, потом поорав для порядка, все же ушла, после того, как дед потянулся за ремнем, на котором держались его широкие штаны.
Терех восседал во главе стола с самым гордым видом. Он был молчалив и предельно сосредоточен.
– Gabe. (Давай), - вдруг тихо сказал он, и жена Олафа тут же поднялась со своего места, выуживая откуда-то огромных размеров лохань и миниатюрный черпак, который северяне называли ложкой. Тут же подала все это Тереху. Мужчина, не сказав женщине ни слова, принял посуду и начал откладывать от каждого блюда по одной ложке на поданную тарелку. После чего, воздел руки с полным блюдом над головой и заговорил на родном языке.
– Что он делает?
– непонимающе смотря на деда Кельма, спросила я Брэйдана.
– Подношение Богам, - односложно ответил он.
Я же устало посмотрела на этого пожилого человека, совершенно не понимая, что за традиции такие здесь приняты. Зачем каким-то непонятным созданиям, возможно обитающим в других слоях реальности, подношения из человеческой пищи?
Когда Терех закончил свое непонятное бормотание, жена Олафа быстро подбежала к свекру, ловко ухватила миску с едой, и унесла её куда-то в неизвестном направлении.
– Ну, теперь можно и поесть!
– громогласно заявил Терех, с размаху падая на лавку.
– Наливай, сынок.
К слову сказать, все мужчины старались говорить по-аирски, лишь поясняя сказанное своим женам и переводя их вопросы мне. Это не могло не радовать меня. Но, сейчас Олаф, ухватив вонючую бутылку, принялся разливать алкоголь по кружкам присутствующих. Причем, женщинам наливали столько же, сколько и мужчинам. А кружки, к слову сказать, были достаточно приличных размеров.
– П-простите, - нерешительно вклинилась я в атмосферу общего возбуждения по случаю разливаемого напитка, - А можно мне воды?
Кельм неожиданно громко закашлялся, Терех замолчал на полуслове, Олаф и вовсе едва не выронил из рук свою бутылку-вонючку.
– Was er sagt? (Что он сказал?) - спросила жена Олафа, поднимая вопросительный взгляд на мужа.
– Er ask watter (Он просит воды), - теперь уже женщины в немом изумлении, обратили свои взоры на меня.
– Warrum? (Почему?) - поинтересовалась жена Кельма, Хельга.
– Почему воды?
– тут же спросил меня Олаф.
– Я не пью алкоголь, - отчего-то, под их взглядами стало неловко, потому попыталась улыбнуться, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.
– Почему?
– еще раз спросил меня отец Кельма.
– Мне нельзя, вера такая, - как можно более просто, пояснила я.
– Er ist fanatic (Он фанатик), - убежденно высказался Терех.