Влажные Области
Шрифт:
больше сбрею по бокам, тогда останется большая длинная темная полоска до
щелочки, а вдоль нее до самого низа, до попы, всё уберем».
Когда он говорит, он не смотрит мне в глаза, а разговаривает скорее с
моей киской.
Она отвечает: «Я согласна».
С каждой стороны он сбривает целые полоски волос. До места, где
раскрываются ванильные рогалики, он делает прическу острой. Теперь подошла
очередь больших половых губ. Наконец-то. Наконец-то. Он просовывает
мне между ног. Так он сможет освещать лампой мою киску лучше всего. По-
любому, она светится как волосатый фонарь. Внутри огненно-красный. Он
аккуратно бреет мне ванильные рогалики. Потом ему надо раздвинуть их в
стороны, так как он хочет побрить их и с внутренней стороны. Снова и снова он
дотрагивается бритвой до всех щелей. Пока не остается ни одного места,
покрытого пеной. Я хочу, чтобы он меня трахнул. По-любому, он сделает это, как
закончит брить меня. Потерпи еще чуть-чуть, Хелен. Он говорит, чтобы я широко
развела ноги, подтянув колени к себе, чтобы он получил доступ к заднице. Он
спрашивает, причиняет ли этот нарост на попе боль?
«Нет, нет, это всего лишь растущий наружу геморрой. Я думаю, ты можешь
осторожно побрить его».
Сзади намного меньше волос. Он проводит бритвой несколько раз между
ягодицами вверх и вниз и один раз по кругу по промежности. Готово. Он снова
обрызгивает меня со временем остывшей водой из тазика и вытирает меня. Когда
он брил мне в попе, моя киска стала очень мокрой от смазки. Теперь смазка
смешивается с водой, и Канелль вытирает ее. Но я по-новому начинаю сочиться.
«Теперь ты хочешь меня трахнуть?»
«Нет, ты слишком молода для меня».
Спокойствие, Хелен. Иначе приятное ощущение снизу пройдет.
«Жаль. А можно я сама себя трахну, прямо здесь? Или мне надо идти
домой, чтобы кончить там?»
«Да делай это здесь. На здоровье».
«Дай мне бритву».
Я держу ее за поверхность с лезвием и засовываю ручку в мою влажную
киску. Ручка бритвы вовсе не такая холодная, как я думала. Руки Канелля
нагрели ее за это время.
Ритмичными движениями я ввожу в себя и вынимаю обратно ручку бритвы.
По ощущениям это как палец 14-летнего подростка. Ванина палочка (прим.
«Гензель и Гретель» («H"ansel und Gretel») – опера в трех действиях Энгельберта
Хумпердинка (на русской сцене шла под названием «Ваня и Маша»)). Я сильно
стимулирую ручкой бритвы между большими половыми губами. Все сильнее.
Точно такое же движение, когда режешь хлеб. Но жесткий хлеб. Вперед, назад.
Вперед, назад. Туда-сюда. Туда-сюда. Все глубже.
Канелль наблюдает за мной.
«Ты можешь надеть мне на голову лампочку? Я хочу посветить на себя».
Он натягивает мне на голову резинку и прикрепляет лампочку прямо в
середину лба. Я сморю на свое влагалище, полностью освещая его. Канелль
уходит. Ололо, как меня вставило бритье. Я кладу бритву на живот и ласкаю
обеими руками мои гладко выбритые, лысые половые губы. Мой дорогой
несуществующий Бог, какие же они мягкие. Мягкие, как козловая кожа, мягкие,
как зернышки. Настолько мягкие, что я едва чувствую их своими пальцами. Я
стимулирую их все сильнее. И кончаю.
А что теперь? Я вспотела, мое дыхание сбилось. Здесь очень тепло. Где
Канелль? Я одеваюсь. Мне становится еще теплее. Он заходит. Я спрашиваю:
«Ты хочешь повторить?»
«С удовольствием».
«Когда?»
«Каждую субботу после твоей работы».
«Хорошо. Тогда у меня целая неделя, чтобы отрастить волосы как можно
длиннее. Уж я-то постараюсь. До встречи».
Это был первый раз, когда я побрилась. Или когда меня побрили. То есть
мое первое бритье. С тех мы видимся почти каждую неделю. Иногда он не
открывает дверь. Или его нет дома. Тогда мне приходиться 2 недели ходить
небритой, с отросшими волосками. Считаю, что это отвратительно. Или
совершенно брито, или с волосами. Потом там начинает ужасно чесаться. То есть
приходится бриться самой, когда он не бреет. При этом я делаю это далеко не так
хорошо, как он. Не так медленно и не с такой любовью.
Бриться самой – это так глупо, потому что в этом отношении меня
избаловали. Я уже привыкла, что меня бреют. Думаю, что если мужчина хочет,
чтобы женщина брилась, ему следует взять эту обязанность на себя. А не
навязывать всю эту работу женщинам. Без мужчин женщинам было бы абсолютно
все равно, насколько они волосатые. Если брить друг друга так, как им особенно
нравится, для меня это лучшая прелюдия, которую только можно себе
представить. И каждый делает партнеру ту прическу, которая его больше всего
заводит. Это лучше, чем чего-то хотеть друг от друга и объяснять это друг другу.
Вызывает только злость.
Я делаю это грубо. Я бреюсь быстро, чик-чик, вожу везде, вырывая всё
лезвием. После чего у меня, как правило, течет кровь, и воспаляется кожа. Когда
Канелль это видит, он ругает меня, что я так обращаюсь с собой. Он не может
такого терпеть. Но я далеко не так груба к себе в отличие от человека, который
побрил мне задницу перед операцией.
В палату заходит медсестра. К сожалению, не Робин. Все равно. Ее я тоже