Влечение. Эротическая сага
Шрифт:
На следующий день эта Лань назначила совет отряда, я в него, конечно, не входил. Порешили они меня своим активом тогда публично отчитать перед всеми на внеочередном классном собрании. Дружки говорили, что некоторые доброжелатели даже из пионеров хотели исключить. Я переживал очень: хотел же сделать как лучше, а получилось то, что получилось. И, главное, она со мной не разговаривает, нос – кверху. Позор отряду! Но что-то там не сложилось с тем внеочередным советом. А я ждал этого наказания. И такое в моей жизни уже было…
– Случился, так скажем, импринтинг.
– Ага. Не помню уже всех деталей, а осадок остался. И обида на неё…
Они попрощались с Эдвардом у дорожки, ведущей
– Я не заставила долго ждать? – Мила легкой походкой спешила к аллее, где только что звучали грустные речи двух взрослых мужчин по невозвратным грустным воспоминаниям детства и юности.
– Идем.
Кот неспешно, босиком шагал по теплому песку, погружая ноги в мягкую сыпучую поверхность берега. Получая во всём наслаждение от приятного вечера, он словно сливался с этой ночью и тишиной морского прибоя, ярко волнующегося в отражении луны на тихой мерцающей глади моря.
– Ты отлично танцуешь!
– Спасибо. Позволь, я верну тебе твой комплимент. И скажу ещё больше. Ты очень тонко чувствуешь партнершу и музыку.
– Скорее не музыку, а ритм. Мне нравится танцевать, я могу один двигаться под хорошую мелодию и получать огромное удовольствие от этого, прости, даже без партнерши. Просто, на кухне, когда готовлю себе еду или в комнате, мастерской. А танцевать с тобой – одно удовольствие. И работа! Чувствуется школа. Училась где-то?
– Училась бальным танцам, и выступала на сцене в молодости. Правда, только по классу «С». А ты?
– Мне с учебой не повезло. В классе пятом-шестом записался в кружок бальных танцев. Походил с неделю, изучал разные аттитюды.
– Вот эти? – Мила, как бабочка легко вспорхнула на стоящий рядом деревянный лежак, и продемонстрировала три-четыре основные позиции, которым учат на первых уроках бального танца и в балете.
– Здорово, – он протянул ей руку и помог спуститься обратно.
– А что было через неделю?
– Выгнали.
– За что?
– Нашего учителя по танцам все называли Николай Николаевич. Как-то до занятий, я заглянул в его паспорт, который почему-то лежал на рояле. Там чётко было написано «Насрулла Насруллаевич». Я громко прочитал имя и отчество вслух, чем и позабавил весь класс.
– А он услышал, обиделся?
– И меня быстро отчислили.
Мила улыбнулась. Её молчание тихой волной нашло на молчание рядом шагавшего спутника. Шум прибоя, как будто поднимал его и, сначала яростно, а потом утомленно и вяло бросал на песок.
Непонятное состояние овладевало обоими. Женщина также медленно брела рядом с водой. Волна с каждым порывом ветра набегала на берег, вынуждая делать несколько маленьких шагов назад. И тогда, по воле стихии, её рука, нечаянно касалась руки незнакомого мужчины. Душа волновалась, как бурлящая пена, родившая в далёкие века Афродиту, богиню любви, и раскатывалась у ног податливой нежностью. Тёплая летняя ночь правила своей колесницей.
– Какое странное чувство…, – неожиданно тихо продолжила разговор Мила.
Они сели рядом на деревянный лежак и стали смотреть на узкую полосу горизонта, сводящую где-то далеко небо с морем. Это единение двух стихий указывало на слияние всего, что их окружало в данную минуту. Музыка из кафе сливалась с треском ночных цикад, шелест прибоя с шуршанием песка на берегу. Рука Милы почувствовала тепло от рук мужчины, который в расслабленной, мечтательной позе откинулся на спину, и так же, как она, смотрел на звезды, небо.
– Несколько минут назад, в танце, мы были так близки и откровенны. Воспользуюсь тем, что мы всё же незнакомы, и позволю себе ещё одну откровенность. С попутчиками всегда легче вести разговор… Как всё в жизни сложно, напутано. Невероятно: родной и чужой, – она путалась мыслями, и этим была ещё привлекательнее.
– Нам предстоит познакомиться, и тогда уже будет труднее поведать о себе, – Костя смотрел на её профиль и представлял, как бы он изобразил её в портрете.
– Как ты относишься к исповеди попутчика?
– Нормально. Я думал об этом, но никогда не исповедовался. Да и священником не был.
– Я замужем, счастлива в браке. – И опять пауза. – Ты хорошо ведёшь партнёршу в танце. Пригласи меня танцевать!?
– Сейчас? При этой луне?
Она грациозно протянула ему свою руку.
Костя потерял набор имеющихся у него с годами структурированных ухаживаний. Они встали, и повела дама. Было ощущение, что потерян компас. Одной рукой, он нежно придерживал её ладонь, другой хотел коснуться талии. Звёзды отражали такт беззвучной музыки. Незнакомая пара на кромке воды и земли, как болезненное разочарование на дорогах мира, исполняла танец исповедальной грации.
– Когда я сегодня увидела твою скульптуру, ко мне прилетели разные мысли из моего далёкого детства.
– Сегодня – это происходит не только с тобой.
– Я вспомнила историю одной обиды, которую мне, думаю совершенно справедливо, могли не простить никогда. Не вспомню города, в котором мы жили всего один год. Нет, меньше года. Он очень похож на этот, мы жили в нескольких приморских городах, больших и поменьше, – казалось, что она действительно исповедуется в танце. – Ты знаешь, у меня есть проблема, которая, как поводырь, сопровождает по жизни, бежит по моим следам. Я – заложница лидерства. Всегда я какой-нибудь председатель. Отряда, комитета, комиссии. Так вот, в том самом классе, где я проучилась так мало времени, мне очень нравился один мальчик. И я, конечно, была в нём неизменным председателем. Он был совсем неприметным на фоне других. Замкнутый, стеснительный. Это с годами я поняла, насколько он был богаче, чем мы. И, как должно было, интересно ему жилось в своём выдуманном мире. Его рисунки и фигуры (он их делал из дерева, пластилина, янтаря), выставлялись на выставках. Но он этим не кичился, не хвастался. Мне казалось, что ему это не доставляло ни радости, ни удовольствия. Жил с отцом и с бабкой, которая, как мне кажется, давила на него тяжёлой глыбой. Отца его я не видела, матери у него не было. Столько времени прошло. Прости, я видно защищаюсь, наверное, от того, что этого мальчика нет рядом.
– Что же произошло?
– Произошло это всё как-то нелепо, когда смотришь на это сейчас. Детские желания, капризы не терпят, когда их не исполняют. Всё спланировано было мной. Он всегда оставался один, а мне хотелось, чтобы он участвовал в жизни отряда, был рядом. Этот мальчик не захотел принимать участие со всеми в сборе металлолома, и наотрез отказался рисовать стенгазету по этому поводу в классе. На следующий день принёс готовый вариант. Я придумала ему наказание за его двойную неявку. А ведь он сделал очень хорошую газету. – Милана, как испуганный оленёнок, вся задрожала, и он нежно взял её за руки. Природа отразила в ней красоту уже зрелой женщины и незащищённость маленькой строптивой девочки. – Этот мальчик страшно обиделся и не пришел… на тот совет. Который не состоялся тогда по какой-то банальной причине. Я на всю жизнь запомнила этот случай и поделилась им с бабушкой. Она меня успокоила, сказала, что когда-нибудь ты его обязательно встретишь и всё ему объяснишь. Только никогда больше не обижай людей. После этого эпизода, меньше чем через неделю, наша семья переехала в другое место. Первое время я долго думала о нём, потом забыла. Прошло много лет. Совсем недавно, обидели меня, обидели очень сильно. Собственно, моё пребывание на этом побережье – это побег. Побег от случая.