Влюбиться в эльфа и остаться в живых
Шрифт:
Волк по имени Пес радовался изобилию запахов в теплом ветерке, а когда дверь подъезда распахнулась и явила на свет Хозяина, то просто захлебнулся восторгом. Женя оглядел двор, прищурив глаза после прохладного подъездного полумрака. Шрамы на лице почти уже сошли на нет, но под футболкой он все еще носил повязки.
– Доброе утро, Раиса Леонидовна!
– Доброе, доброе, – заворчала управдомша со скамеечки. – Ты когда своего зверя на цепь посадишь? Сколько можно говорить?
«Сколько можно, сколько можно», – отозвались причитаниями боковые старушки, и «зверя на цепь, на цепь зверя». Пряча улыбку в складках морщинистого
Пес вырвался вперед, к арке, оповещая деловитым лаем всех, кто может встретиться на их пути – это мы тут идем с Женей, посторонись! Кто на нас с хозяином?
Выйдя на улицу, Женя застыл и помрачнел. Всю эту неделю он залечивал раны в лучшей клинике города, и Катя навещала его каждый день, а вечером они долго говорили по телефону, но в беседах он почему-то не решался затронуть тему, к примеру, их поцелуя в резиденции на Баррикадной или дальнейших планов на жизнь. Несколько раз Катя держала его за руку, но это можно было причислить к дружеским отношениям. Он надеялся, что Катя робеет, как и он, или бережет покой раненого бойца, и поэтому ни разу за неделю не поцеловала его. Теперь тревога охватила его заново. Катя пришла на встречу не одна, а в обнимку с эльфом. Рука мужчины ласково трепала ей волосы.
– Привет!
– Привет.
Хмурый Женя упрямо оставался на месте, поджидая, когда парочка сама подойдет к нему. Сейчас последуют объяснения о том, что, оказывается, у нее есть любимый человек, но что она бесконечно благодарна ему за поцелуй, вернувший ее к жизни, и очень хотела бы дружить.
– Познакомься, это мой папа.
Отлегло. Облегчение было таким внезапным и эйфорическим, что Женя сжал протянутую ему руку суетливо и почти судорожно, руку эльфа с простыми и мудрыми глазами.
– Так это вы написали книгу?! – спросил он, не находя других слов.
– Нет, Женя. Это ты ее написал, – улыбнулся Александр.
– Откуда… откуда вы знали? Что так все случится? Откуда… что я… – и Женя смущенно покосился на Катю.
– Ничего я не знал. Наверняка не знал. Кроме того, что знает каждый отец. Моя дочь – самая красивая и замечательная, и не влюбиться в нее невозможно. Пойдем. Многие хотят услышать тебя. Наши народы в смятении. Начинается новая жизнь, и никто не знает, как ее строить.
– А… мнеоткуда знать?
– Однажды ты уже положился на свои инстинкты и одержал победу. Ты сделал то, чего не смог никто до тебя. В тебя верят настолько, что ты не вправе не верить в себя самого. Буквально.
Солнце стояло в зените, и небесные узоры искрились, как паутинка в слепой дождь. Женя подумал, что назовет Пса Кнакерс, по имени любимой его сардельки.
Вечером того же дня, в нескольких кварталах от бывшей резиденции, где собралось столько желающих послушать Женю, сколько могла вместить зала, нечто потревожило покой пестрого кота с располосованной мордой и бандитским прищуром, который млел на согретой лучами солнца и еще не остывшей крышке мусорного бака. Кот насторожился, потому что такого существа он еще никогда не встречал, но подняться ленился и лишь покосился на незваного гостя, дернув ушами.
Он наблюдал щелочками глаз, как нечто покопалось в помойке в поисках чего-то, блеснувшего среди коробок и полиэтиленовых пакетов,
– Любовь… Морковь… Тоже мне, – ворчало нечто, всматриваясь в вещицу, которая оказалась пивной пробкой. – Ну ничего, мы еще посмотрим. «Как беден тот, кто небогат терпеньем!» Да, Федор Афанасьевич?
Гоблин откинул пробку безнадежным жестом и присел на крышку бака, свесив ноги.
– Да, Макар Филипыч. «Неподвижно висит/ Темная туча в полнеба…/ Видно, молнию ждет».
Он повернулся к пестрому коту, чей пренебрежительный взгляд показался ему дерзким и наказуемым.
– Чего смотришь? – нахмурился Гоблин. – Я тебя спрашиваю! – он сделал страшное лицо и замахнулся кулачком. Кот зашипел, оскалившись. Гоблина как ветром сдуло.
Женя говорил долго и сбивчиво перед затаившей дыхание аудиторией. И говорил он о том, как опасно безоговорочно принимать на веру чьи-либо слова. «Прав! Прав!» – твердили в зале возбужденно, безоговорочно принимая на веру. А еще он говорил о том, что в следующем выпуске журнала «Психология», в статье, напечатанной шрифтом «Ther Dye», назовут «синдромом Гоблина».
– «Когда-то Орки и Эльфы жили в мире, – цитировал Женя на память из рукописи Бурмистрова. – В тот забытый век все умели пользоваться магией, и волшебство было на службе у любви, дружбы, созидания…» Сказка многое приукрашивает. Не все было сладко в тот забытый век. Потому что в мире, где царила видимость любви и дружбы, все сторонились маленького Гоблина. И он восстал против лицемерия и страшно отомстил, заставив наши народы презирать друг друга так же, как когда-то презирали его. Его коварные происки не только послужили причиной девяти кровопролитных войн и неисчислимого множества актов насилия. На своем примере он негласно узаконил в мире ненависть к инородному и инакомыслящему. В Варфоломеевскую ночь католики вырезали тридцать тысяч гугенотов, а различия между этими двумя религиями можно на пальцах перечислить. Геноцид в Руанде 1994 года погубил сотни тысяч людей, хотя народности хуту и тутси почти не отличаются этнически. Колониальные и захватнические идеологии основывались на понятии низших рас. За этими ширмами крылись прагматичные причины – борьба за власть и капитал, а в случае Гоблина – за величие, обладание магией и вечную жизнь, но людям всегда было понятнее и ближе объяснение «они плохие, а мы хорошие»… Гоблин заслужил наказания, но… Мы породили его сами.
Наутро Женина речь, подредактированная и приукрашенная, была опубликована в газетах под заголовком «Не сотвори себе Гоблина!», а дату восьмого апреля репортер предлагал ознаменовать как День Новой Эры. В заключение двухчасовой речи, уже осипнув, Женя предлагал народам объединиться под единым правителем, который будет сменяться каждый год, орк и эльф, попеременно. Идею приняли восторженно. Тут же, не отходя от кассы, в толпе начали обсуждение кандидатур. Жене было незамедлительно предложено стать первым Принцем новой эры. Он замялся, засмущался и обещал подумать, да и то лишь из вежливости.