Влюбиться в искусство: от Рембрандта до Энди Уорхола
Шрифт:
Напомню вам хронологию появления муз: сначала была Лиззи, потом Эмми, которую любил Хант, затем Фанни и Джейн. Она была женой художника Уильяма Морриса, одного из последователей Россетти. Как-то он и Эдвард Бёрн-Джонс расписывали вместе с Россетти один маленький храм. Молодые художники практически поклонялись старшему коллеге. Россетти ввел их в свой круг, подружился с Моррисом, а потом – с его супругой. Он приглашал ее позировать, а после очаровывал стихами собственного сочинения.
< image l:href="#"/>Д. Г. Россетти. «Возлюбленная». 1866 г. Британская галерея Тейт, Лондон
После женитьбы на Эффи искусство Милле претерпело ряд изменений.
Затем в жизнь Милле вошла реклама. В 1885 году владелец мыловаренной компании предложил ему написать картину «Мыльные пузыри», которую поместили на упаковке продукта. Душистые бруски, украшенные работой прерафаэлита, продавались по всей Англии.
Дж. Э. Милле. «Мыльные пузыри». 1886 г. Художественная галерея Леди Левер, Порт-Санлайт
Эффи хотела, чтобы муж наполнял семейный бюджет и, сама того не заметив, заставила его талант увянуть. Картина «Спелая вишня» рядом с «Офелией» выглядит как резиновый бассейн рядом с океаном: сравнение здесь не в пользу зрелого художника.
Искусство прерафаэлитов не закончилось на этой тройке. Появилось новое поколение приверженцев живописи «до Рафаэля». Яркий его представитель – Джон Уильям Уотерхаус. Его знаменитая картина «Срывайте розы поскорей» (1909) вдохновлена поэмой XVII века «Девственницам: спешите наверстать упущенное» Роберта Геррика. Там есть такие слова:
Срывайте розы поскорей,Подвластно всё старенью,Цветы, что ныне всех милей,Назавтра станут тенью.Поэт призывает каждого радоваться жизни и не откладывать ее на потом, и Уотерхаус с ним согласен: в его картинах всегда столько силы цвета! Он писал мистических женщин и был своего рода предвестником сюжетов нового стиля живописи – ар-нуво.
Дж. Э. Милле. «Спелая вишня». 1879 г. Местонахождение неизвестно
В 1888 году Уотерхаус пишет картину «Леди из Шалот», вдохновленную сказкой «Волшебница Шалот», которую англичане знают с детства. Шалот – остров на реке, текущей в Камелот, где заколдованная девушка по имени Элейн вынуждена была сидеть в башне без права посмотреть в окно. День за днем она ткала гобелен, наблюдая за миром в зеркало. Однажды в нем она увидела, что в Камелот скачет рыцарь Ланселот, и решила: лучше рискнуть жизнью, чем так и не познать любовь… Девушка покидает комнату, и зеркало разбивается. И даже это не останавливает ее порыва.
Дж. У. Уотерхаус. «Леди из Шалот». 1888 г. Британская галерея Тейт, Лондон
Вот такие сказочные и мистические образы, обязательно связанные с тоской или смертью, были главными в творчестве художников-прерафаэлитов во второй половине XIX века. Вскоре
Художники-путешественники
В конце XVIII века путешествия вошли в моду. Закончилась эпоха Просвещения, которая привнесла в массы свободомыслие, и люди осознали, как много интересного и непознанного вокруг. Несмотря на то что самолетов и поездов еще не было, в обществе зародилась необыкновенная жажда познания мира.
Любопытство – отличительная черта художников, поэтому они собирали чемоданы и строили планы первыми. Служители искусства путешествовали как в Европу, так и по России. Порой они делали это не по своей воле: их просто посылали на задание. Фотоаппаратов и видеокамеры еще не было, а Россия постепенно расширялась, становилась огромной, и, например, в 1810 году людям в Москве и Санкт-Петербурге хотелось знать, как выглядит Красноярск. Как решали вопрос? Художников посылали в экспедицию: они писали путевые виды и показывали столичным жителям дальние уголки страны.
Спрос рождал предложение: начали издаваться путеводители, где рассказывалось, что нужно посмотреть обязательно. Наглядные материалы к этим гидам создавали художники: они ездили всюду, зарисовывали основные достопримечательности, и таким образом у людей появлялась возможность выстраивать свой маршрут.
Сильнейшим магнитом для искателей впечатлений была Италия. Русские художники путешествовали в эту страну еще с XVIII века, но особое внимание они уделяли ей с 1790-х по 1820-е годы. Причина тому – Академия художеств в Санкт-Петербурге. В этом заведении понимали, что, когда ученик освоил технику, сформировался и готов писать масштабные вещи, для дальнейшего развития ему необходимо насытить взгляд и сердце изучением мирового культурного наследия. Не у всех была возможность поехать куда-то за свой счет. Поэтому в Академии придумали такую форму поощрения талантливых художников, как пенсионерство. К возрасту это не имеет никакого отношения: пенсионером в Академии конца XVIII – начала XIX века считался художник, который отличался талантом, написал выпускную работу и получил за нее золотую или серебряную медаль. Ему выделялись средства на поездку в Европу.
До Великой французской революции художников чаще отправляли во Францию. Однако после в Академии решили, что молодым людям находиться там небезопасно – есть риск подхватить «революционную заразу» и принести ее на территорию Российской империи. Поэтому новым «призом» для талантливых перспективных мастеров стала поездка в Рим, который являлся столицей искусств со времен античности.
Одним из самых первых пенсионеров, отправившихся в Италию, был Орест Кипренский. Атмосфера Рима и Неаполя помогла ему выйти на новые высоты – вот насколько важно было художнику вырваться из России, покинуть стены Академии и своими глазами увидеть восхитительные образцы творчества Рафаэля и Микеланджело.
Вдохновленный новыми впечатлениями, Кипренский так бодро шагнул вперед в своем даровании, что знаменитая галерея Уффици предложила ему написать автопортрет специально для своей коллекции.
Окрыленные величием искусства эпохи Возрождения, художники расцветали и хотели создавать нечто значимое. Подобное случилось с Сильвестром Щедриным, работы которого можно посмотреть в Третьяковской галерее. Он настолько проникся Италией, что не мог уехать оттуда целых двенадцать лет! Отцу он писал, что в России все плохо: политика Николая I, репрессии, холод… Спустя годы Щедрин все же вернулся с багажом работ. За годы, проведенные в Неаполе, Сорренто и на Капри он так напитался теплом, что сам будто стал ярким солнцем среди нашей в то время коричневатой, мрачной и сухой живописи.