Влюбиться в своего мужа
Шрифт:
Зато правду обо всём знает Чеширский Кот. И он решился направить меня к Гусенице. Пожалуй, только на этого безумца я и могу всецело положиться. А пока… хорошо бы поспать…
— Прошу тебя, любимая, борись! Ты нужна здесь! Ты нужна им! Ты нужна мне…
Мне было тепло, но кто-то забрал это тепло, и моего тела касалось что-то холодное! Мокрое! Мокрым прошлись по моим лицу, шее, рукам, ногам. Ощущалось это неприятным, хотелось вернуть тепло, но не имелось способности пошевелить и пальцем. И даже голос, прозвучавший над головой, узнать я не могла.
Я
— Моя леди, простите, я не думал, что мы прибудем так быстро, — услышала я Дирлиха и почувствовала, как он за талию стащил меня с кролика.
— Как это невежливо: спать, когда прибываешь поговорить! — посетовал женский голос над моей головой, и я мгновенно распахнула глаза и рванулась вперёд, узнав эту холодную, манерную речь.
Я не знаю, каким образом течёт время в нереальном Карточном Королевстве, но небо над нашей головой было нежно-сиреневым, сумеречным. Трава под моими обутыми ногами блестела, как сиропом облитая, и подошвы ботинок липли к ней, как бабочки и мухи к паутине.
— Мама!
Пред нами стоял невысокий белый гриб. Ножка его была до того коротка, что мы смотрели прямо в глаза сидящей на коричневой шляпке леди Арсении, которая выглядела, как мама из реальности, и вместе с тем — совсем не как она: её кожа серебристо-синяя, усыпанная сияющими золотыми пятнами, напоминающими звёзды на ночном небе. Она в синем обтягивающем платье, с ней рядом на шляпке стоит кальян. Её светлые, как у меня, волосы, собраны в высокий хвост и светятся, как пятна на коже.
— Какая же я мама Пиковой Даме? — леди Арсения, сверкая змеиными красными глазами, выпустила кольцо дыма мне в лицо. — Разве же я являюсь членом карточной колоды, несмышлёное дитя?
— Вы разговариваете со мной совсем как мама, — сказала я, откашлявшись. — И выглядите, как она. Как может так быть?
— Тебе знать, — пожала плечами женщина и выпустила вверх несколько разноцветных дымных колец. После она мельком глянула на стоящего рядом со мной Дирлиха, чья рука покоилась на эфесе меча на поясе. — Тебе понадобится собственный меч, Пиковая Дама.
— Зачем?
— Чтобы живой прийти на суд Червонного Двора, — пояснила Гусеница, что выглядела, как моя мама.
— Но её же приговорят к казни, если она заявится туда! — воскликнул Дирлих, выступив вперёд и затолкав меня себе за спину. — Разве можно доверить Червонной Королеве судить её? Линаина жестока и безумна!
Г усеница, совсем как леди Арсения, чей облик и приняла, лениво скользнула взглядом по моему мужу, всем своим видом давая понять, как её раздражают его возмущения и крики.
— Ты привёл свою люди ко мне за советом, Шляпник. И смеешь повышать на меня голос?
Она выдохнула ему в лицо чёрное дымное кольцо. Мой муж закашлялся, а мама слегка приподняла в улыбке уголки губ: в реальности широкую улыбку она позволяла себе лишь в том случае, когда шла чаровать и производить впечатление на глупых мужчин Адского двора. Взгляд Гусеницы обратился ко мне, и я зажмурила глаза и щипнула себя, что было силы, чуть ниже плеча: я так давно хотела увидеть маму и поговорить с ней, и вот я беседовала с той, кто имела её облик, но, как и в реальности, не считала меня своей дочерью. Больно, обидно, неприятно, но никаких больше слёз.
— Путь в Варкальню ваш лежит,
Туда, где вострый меч зарыт,
Туда, где правит Бармаглот,
И где народ спасенья ждёт.
Её голос, как колыбельная, мазнул по ушам. Он стал менее равнодушным и строгим, более мягким и ласковым, таким, каким леди Арсения общалась со мной в далёком детстве, тогда, когда я ещё даже не ходила, а лишь лежала на её руках и внимала сладкой речи.
— Это подсказка? — спросила я, поморгав. Внутри меня что — то подрагивало, словно я была клеткой, в которой заперли бабочек, которые отчаянно рвались на волю.
— Разумеется, — от ласкового напева в её голосе не осталось ни следа, он вновь был холоден, как снежный сугроб, в который случилось упасть в середине зимы. Она вдруг замерла, облачко дыма медленно выплыло из её приоткрытых губ. Сощурив змеиные глаза, Гусеница прогнулась назад и достала из-за спины колоду карт, которая подёргивалась в её руках, норовя полететь стайкой птиц.
— Протяни руку, — грубо попросила она.
Я послушно вытянула руку, в которую леди Арсения вложила колоду, сжала мои пальцы.
— Всякий раз, когда поблизости будут солдаты Червонной Королевы, из колоды будут вылетать карты нужной масти, — ровно объяснила Г усеница, глядя поверх моего плеча.
Я обернулась: белый кролик грыз пирожок, лесные заросли были зловеще темны и спокойны. Когда кролик начал стремительно увеличиваться в размерах, я вскрикнула, но Гусеница ухватила меня за подбородок и развернула к себе.
— Когда же вся колода придёт в буйство, как сейчас, это значит, что Время вас нагоняет, — чётко проговорила мама, глядя мне в глаза. — Оно уже близко, потому ешьте убольшинку, что оставил Белый Кролик, взбирайтесь на него и убегайте прочь. Вам всё равно необходимо прибыть в Варкальню быстро и будучи нормального роста. Найдите вострый меч, одолейте Бармаглота, потом снова выпейте уменьшинку, у Кролика она есть, и мчите в Червонный Замок. Предстаньте перед судом, и всё решится, Изира.
Она толкнула меня Дирлиху.
— Ешьте убольшинку, седлайте Кролика и неситесь в Варкальню! Быстрее! Время нагоняет!
Глава 6. Есть чудище такое — Бармаглот
Стремительный кроличий бег не предполагает времени для размышлений: остаётся лишь держаться за шерсть да надеяться, что не упадёшь. В переднике моего платья лежит карточная колода, которая часто вылетает наружу и, как песок, гонимый ветром, метит в мои глаза, вынуждая отцеплять руки от белой шерсти и прикрывать ими лицо. Это опасно, ведь разумный Белый Кролик, а не просто какое-то там животное, как выяснилось, в такие моменты ускоряется, ведь наша гонка — наперегонки со Временем, а колода — показатель его близости. Я же кое-как удерживаю равновесие, карты возвращаются в мой передник, и опять приходится держаться, пока всё не повторяется сначала.