Влюбиться в своего мужа
Шрифт:
— Держи, — она протянула младшему принцу ключ и письмо. — И только попробуй ещё раз назвать меня трусихой!
Девочка угрожающе потрясла перед мальчишкой кулаком. А чтобы угроза выглядела существеннее, разжала кулак и выпустила коготки на всех пяти пальцах.
— Слушай, оно запечатано, — нисколько не напуганный, отметил Рейн, вертя в руках конверт. — Вполне возможно, что мама о нём и не вспомнит сразу. Может, прочтём?
Алисия, и так совершившая за день достаточно неразрешённых действий, побледнела.
— Тебе надо — ты и открывай! Сам перед своей матерью объясняться
— Даже если оно от твоей тёти Арины? — широко улыбаясь, спросил Рейн, тряся перед девочкой конвертом.
На столичном кладбище империи Талера в Среднем Мире было пронизывающе холодно: здесь, на севере, ещё не наступила полноценная весна, хотя в далёких южных провинциях уже зацветали весенние цветы. Дирлих ашара Кризейл, высокий лорд из первого круга аристократии империи и один из гвардейцев императора Ада Ансора тар-демена Ризуда, севшего на трон пять лет назад после отречения своих родителей, императора Анерана и императрицы Ривелии, сидел на ступенях склепа рода своего отца и крутил в руках букет адских роз. Они распускались в марте и впитывали в себя цвет алых звёзд, после чего лепестки их напоминали огранённые гранаты.
Матушка Дирлиха любила адские розы: они в обилии росли в имении её семьи вдали от Пандемониума. Леди ашара Кризейл говорила, что всё детство провела, исколотая и окружённая их чарующим запахом. Внешне, она была даже похожа на цветы, что так любила: её кожа была белой, как их стебли и листья, а губы и глаза совпадали по оттенку красного с лепестками. Только вот адские розы имели острые шипы, а мать Дирлиха являлась хоть и демоном, но слабым и хрупким. Отец сломал её. Ломал на протяжении всей их супружеской жизни.
Мужчина поморщился, вспомнив, как покинул отчий дом в возрасте тринадцати лет. Его отец считал его слишком мягким. Дирлих был юным идеалистом, он верил в добро и справедливость и горячо любил свою матушку. Однажды, будучи мальчиком, Дир отправился на кухню к поварам и лично испёк для матери пирог с ягодами на День рождения. Он был не самым вкусным и красивым, но матери понравился. Только вот Дирлих потратил время на пирог вместо того, чтобы учиться фехтованию, и лорд ашара Кризейл разозлился. Они поругались, и от отца Дирлих узнал, что он всего лишь слабый мальчишка и никогда не станет сильным и достойным его имени, если продолжит заниматься глупостями, вроде лизания женских ручек, даже если они материнские.
А ещё отец ударил мать на его глазах. Якобы за то, что та отвлекает его от учёбы. Он сказал, что это Дирлих своими поступками причиняет ей вред. И тогда тринадцатилетний благородный мальчишка ушёл из дома, сказав, что лучше отречётся от отца, чем станет таким, как он. Лорд ашара Кризейл запретил сыну появляться в своём доме, но Дирлиха приняли при дворе Ада, пристроили родственники матери. Став другом принца и гвардейцем, он надеялся сделать так, чтобы страдало как можно меньше леди. Со временем спрятал чувство вины в глубине сердца, стал весёлым парнем, охочим до девчонок. А потом встретил Линаину, и давние страхи и истощающие чувства дали о себе знать.
И как в итоге вышло, что он стал тем, кем стал?
— Здесь так грустно, да? — спросил вдруг тоненький женский голосок, похожий на детский.
Дирлих вскинул голову, уставившись на худенькую светловолосую человечку с глазами цвета кофе. Её белое платье из плотной ткани, вышитое золотой нитью, и меховой укороченный плащ указывали на её высокий статус. Девушка из пяти кругов аристократии. Впрочем, кто ещё станет бродить среди семейных склепов аристократических родов?
— Это же кладбище, — слабо улыбаясь, ответил ей Дирлих. Она напоминала ему одновременно и Линаину, когда та была человеком, и Изиру, только выглядела… слабее.
— Кто-то наверняка радовался смертям тех, кто покоится здесь, — пожала покатыми плечиками девушка. — Однако их радость мы здесь не чувствуем. Только свою и чужую грусть.
— Верно, — Дирлих издал невесёлый истеричный смешок.
За его спиной, скрытая стенами и дверями склепа, покоилась его мать. Женщина, которую собственный муж довёл до полного магического выгорания. Запреты лорда ашара Кризейла видеться с сыном на протяжении многих лет, его пренебрежение женой и её чувствами и, что самое отравительное, его просьба использовать запрещённое заклинание для того чтобы связать их сделкой, не дававшей ей действовать за его спиной и встречаться с кем бы то ни было без его ведома. Именно она, эта сделка, леди ашара Кризейл и сгубила. Слишком сильное заклинание для и так истощённой слабой демоницы.
Когда Линаина рассказала Дирлиху узнанную ею правду и поведала о приговоре, который вынесли его отцу не без её вмешательства, полудемон обрушил один из балконов дворца: счастье, что никто не пострадал. Тогда Дирлих понял, почему отец заявился в Ад обвинять его: если бы мать увидела сына, то могла воспрянуть духом и перебороть своё недомогание. Но она сгорела, и виноват в этом был лорд ашара Кризейл, не желавший эту вину признавать. Отца лишили должности при дворе и отобрали несколько источников дохода из провинций. А ещё приговорили к двум годам заточения в имении. В сравнении со своей прошлой жизнью, её остаток он доживал практически в нищете.
— Мне кажется, всякий, кто приходит сюда и сидит с таким видом, чувствует груз вины, — Дирлих сам не заметил, когда аристократка подошла совсем близко и села с ним рядом на ступеньку. — И жалеет о выборе, который сделал когда-то давно. Ведь все мы делаем выбор, даже когда нам кажется, что это не так. И потом пожинаем последствия.
— Леди, здесь же холодно, — Дирлих отложил цветы в сторону, встал со ступеньки, стянул с себя сюртук и постелил на ступень. — Сядьте сюда. Вы же человечка, простудитесь.
Девушка улыбнулась, но пересела.
— А вы, стало быть, не человек? — заинтересовалась она, хотя рост мужчины и оттенок его глаз выдавали в нём смешанную кровь.
— Лишь наполовину, — ответил Дирлих, снова садясь.
— Красивые цветы, — отметила человеческая аристократка, указав на букет адских роз рядом с собой. — Мне кажется, вам следует занести их той, для кого вы их принесли. Они для вашей сестры или жены?
— Для матери, — покачал головой Дир. — А к кому пришли вы?