Влюбленная поклонница
Шрифт:
Я раскрыла журнал на странице с портретом Эдди Идена.
Аманда рывком открыла дверь.
– Когда ты, наконец… Ой! – удивленно моргая, она уставилась на фотографию. – Ой… ты все стерла…
– Ну что, Аманда, я для тебя все еще крыса? – спросила я. – Я крыса, да?
– Нет, ты не крыса, – улыбнулась она.
– Что ты теперь сделаешь? Вырежешь его и повесишь на стенку? – продолжала я. – Или будешь держать его под подушкой вместе со значками и открытками?
– Я не держу значки и открытки под подушкой, – сказала Аманда. – Ну, может, только одну
Я вошла в ее комнату. Ну и ну! Это какой-то храм Эдди Идена. Здесь были постеры и выдернутые из журналов двойные страницы. Черно-белые фотографии из газет и цветные из телепрограмм. А одна стена была вся сплошь увешана его портретами, нарисованными ею самой – по фотографиям. Я не понимала, где она сможет найти место для еще одного портрета – разве что приклеит его к потолку?
Пока она вырезала портрет, я села на ее кровать.
Должна признаться, я была очень довольна собой. Как же, Стейси Аллен, самая самоотверженная сестра семестра! К тому же мое доброе дело означало, что Аманда у меня в долгу, а это всегда выгодно. Когда-нибудь и она сможет оказать мне услугу.
Но очень скоро я узнала, что уже в ближайшем будущем не Аманда окажет мне услугу, а совсем наоборот!
И опять это будет иметь отношение к Эдди Идену. Хотя прежде, чем это произойдет, будет масса других волнений, благодаря моей подруге Ферн Кипсэк.
Глава II
Хобо
Только что вернувшись из школы, я пыталась решить важный вопрос: чего мне больше хочется – тостов с шоколадно-ореховой пастой или лучше пару свеженьких шоколадных пирожных – и тут зазвонил телефон.
Это звонила Ферн.
– Срочно дуй ко мне, – сказала она взволнованным голосом.
– Зачем? Что случилось? – спросила я. Что у нее могло случиться? Ведь мы расстались всего полчаса назад.
– Это сюрприз, – проговорила Ферн. – И еще секрет, так что смотри не болтай об этом.
– О чем это я не должна болтать? Ты мне пока ничего не рассказала. В чем дело?
– Чтоб через двадцать минут была у меня, – отрезала Ферн.
Это было очень на нее похоже.
Ферн Кипсэк одна из моих трех лучших подруг. Другие две – это Пиппа Кейн и Синди Спигел. Синди – моя самая-самая лучшая подруга навсегда, но Ферн и Пиппа – тоже, и вместе нам очень весело и интересно.
Ферн, бывает, иногда чудит. Из нас четверых она ростом самая маленькая, но зато самая шумная и неугомонная.
Спросив у мамы разрешения сходить к Ферн, я вышла из дома. Иногда я езжу к Ферн на велике, но день был такой теплый и солнечный, что я решила пройтись пешком – она живет всего в каких-то пятнадцати минутах от меня.
На подходе к дому Ферн меня уже ждала Пиппа. Она молча повела меня за дом в сарай.
– В чем дело? – спросила я ее. – Что еще за секрет?
– Увидишь, – сказала Пиппа. – Это совершенно феноменально!
Есть у нее привычка выражаться таким образом. Пожалуй, Пиппа – мозг нашей компании. Она знает уйму разных вещей – таких, какие нормальные люди забывают. Скажем, столица штата Монтана или дата первой высадки человека на Луну. Но не вздумайте попросить Пиппу сделать что-нибудь практическое. И никогда не следуйте ее советам. Это обязательно приведет к неприятностям.
Итак, вместе с Пиппой я направилась к садовому сараю. Она постучала в дверь, но не обычно, а по-особенному: тук, тук-тук. Тук-тук-тук. Тук.
– Что это ты делаешь? – удивилась я.
– Условный стук, – таинственно сообщила Пиппа.
– Условный стук?
Мы, четверо, конечно, считаем себя компанией, но мы не такая компания, у которой есть явочная квартира и условный стук. Правда, когда-то у нас был свой код, чтобы посылать друг другу секретные сообщения, но проблема с кодом была в том, что его придумала Пиппа, и он получился таким сложным, что запомнить его смогла только она сама.
И в результате, если Синди посылала мне закодированное сообщение – ГТУСЖУКНТА Ф ЩЛПМЬ Г УСК УСКЕЧБУЭ, я должна была сначала идти искать Пиппу, чтоб его раскодировать. А к тому времени, когда я находила Пиппу и она мне переводила «Встретимся у школы в три тридцать», Синди уже так надоедало ждать меня, что она уходила домой. Это объясняет, почему мы больше такими вещами не занимаемся. Но это не объясняет, почему Пиппа стучала условным стуком в дверь сарая Ферн.
Дверь отворилась, и из-за нее появилось лицо Синди.
– Заходите, быстро, – сказала она.
Прошло несколько секунд, прежде чем я привыкла к полумраку. Свет проходил лишь сквозь пыльное окно в дальней стене. Сарай был забит обычным садовым хламом: сломанная газонокосилка, ржавые лопаты и садовые ножницы, несколько жалкого вида шезлонгов и старая, замызганная решетка для гриля.
Ферн сидела на корточках в углу, спиной ко мне.
– Вот это да! – воскликнула я, подойдя к ней.
На куче одеял, положив голову на колени Ферн, лежала собака.
Она была дворнягой или, как называет их мой отец, «винегретом». Маленькая, с длинной мордой, висячими ушами и большими карими глазами. В основном белая, но с черными и коричневыми пятнышками там и тут.
– Где ты ее нашла? – спросила я, присаживаясь на корточки рядом с Ферн и поглаживая голову собаки.
Собака посмотрела на меня своими карими глазищами, и внутри у меня что-то начало таять. Немного похоже бывает, когда Сэм хватает мой палец и зажимает его в свой кулачок. (Правда, с Сэмом я таю гораздо сильнее, но смысл, надеюсь, вы понимаете.)
– Она скулила у нашей задней двери, – ответила Ферн. – Мне кажется, она потерялась. Она очень ласковая.
– Мы назовем ее Хобо, – сказала Синди.
– А я все-таки думаю, что ее надо назвать Лафайет, – возразила Пиппа. – Лафайет гораздо больше подходит для собаки-девочки.
– Раз я ее нашла, значит, я и должна выбирать ей имя. И, значит, мы назовем ее Хобо, – проговорила Ферн.
– Ты собираешься ее оставить? – спросила я.
Ферн неуверенно посмотрела на меня.