Влюбленные антиподы
Шрифт:
— Так себе…
— На улице жара, так что сиди под кондиционером. Сиди, — и он указал мне на стул. — Сейчас я сыра нарежу. И хлеба. Купил у них с корочкой. Подумал, вдруг хотя бы хлеб погрызешь…
— Спасибо.
Но я ела не только хлеб. Аппетита особого не было, но живот крутило от голода, и я решила его немного набить едой.
— Мы плавать пойдем? — буркнула я в итоге. — А то что весь день делать?
Он пожал плечами:
— С такой тобой действительно нечего делать…
Я снова насупилась. Да пошел ты…
— Кузь, а ты решил, что мы разгрузим самолет не только на вино?
Он ничего
— Извини, — буркнула я ему в спину. — Что-то снова голова разболелась.
— От жары. Вечером погуляем, станет легче.
Мне бы его оптимизм!
— Кузь, а у тебя никогда похмелья не бывает?
Он снова сел к столу и принялся резать инжир на четвертинки.
— Бывает, — он протянул мне блюдце, и я взяла самый маленький кусочек. — От большого количества водки, поэтому я не пью. Знаешь, к черту это вино, если тебе так от него плохо.
— А как же хорватский подарок? — я стрельнула глазами в сторону домашней наливки.
— А это не вино, это амброзия. Даш, — он не сделал даже перехода. — Зачем эта сука мне Таськину фотку прислала?
— Для отчета, — выдала я тут же. — Ну чего ты паришься?
— Ты бы просто эту фотку видела…
— Не надо! — тут же запротестовала я.
— Да и нечего. Я удалил. Не хочу видеть сестру такой…
— Кузь, вот ты сейчас просто так заводишься…
Он начал выстукивать пальцами по столу барабанную дробь.
— Наверное, действительно зря психую… Но я не могу, — он растопырил пальцы, и руки у него реально тряслись. — Так бы и придушил.
— Кузь, ну хватит! Реально — хватит. Она ж не специально в дерево влепилась…
— Но Таську под удар поставила специально! — повысил он голос.
— Окей… Скажи мне теперь, что ты точно взял бы удар на себя? Скажи!
Он молчал.
— Кузь, остынь. Таська сама с ней дружит. Сама.
Он поднялся. Нет, вскочил. Хорошо, стол остался на месте.
— Ты не понимаешь! Просто не понимаешь!
И шарахнул дверью во двор.
Да, не понимаю. Но и ты не понимаешь, раз не можешь ничего связно объяснить, а только дверью хлопаешь. Двадцать пять лет будет. А ребенок ребенком, хуже восемнадцатилетнего!
Глава 57 "Щетина"
— Плавать идем?
Идем, конечно! Нельзя же целый день просидеть взаперти. Особенно, после того, как выяснилось, что вместе с лимонным пивом, Кузьма купил ещё и желтый мячик для водного поло. На пляже в воде плавала надувная сетка, и сейчас, ближе к вечеру, детей, желающих поиграть в мяч, не нашлось, поэтому мы без зазрения совести отогнали ее на глубину.
Учились играть по хорватской системе. От бразильской (или какая она там была в Ералаше?) ее отличало лишь то, что вместо стеклянного окна на спиной, впереди была соленая вода, и каждый пропущенный мяч вынуждал меня целую минуту жмуриться. Почему же морская соль так дерёт глаза?!
— До буйков?
Мы бросили мяч и поплыли, а потом пошли гулять — и я снова держала Кузьму за руку, чтобы тот не полез доставать для меня морского ежа. И еще хватала его за руки, когда он слишком нахально лез мне под футболку — заветная скамейка тоже оказалась в закатный час никому не нужной. Но, но, но, но… За спиной все же ходят люди, солнце все же светит, и вообще-то на все про все существует ночь…
Мы думали поужинать дома, а потом мне вдруг очень захотелось салата с хамоном и моцареллой. И точно не хотелось ничего, окромя минеральной воды, а потом и она не пошла, и мы взяли "природну воду", то бишь амброзию из-под крана. От мороженого я отказалась — сначала, а потом взяла лимон. В качестве втыка за дневное пиво.
— Ты каждую мелочь будешь мне припоминать? — то ли серьезно, то ли притворно обиделся Кузьма.
Буду. Конечно, буду — для меня это не просто отпуск. И даже не первый сексуальный опыт, пусть и не совсем удачный. Это нечто большее — это осознание того, как можно ошибиться в человеке. Если бы я хоть наполовину знала Кузьму так, как знаю его сейчас, то он никогда не стал бы у меня первым. Одна девчонка говорила, что специально пошла с парнем, которого даже имени не знала и никогда с ним больше не встречалась, чтобы, не дай бог, не влюбиться… Или не так, не так она говорила: первая любовь, она всегда болезненная, после первого секса часто разбегаются — так зачем мучить себя? Лучше потом найти того, с кем будет хорошо. Потом…
Я смотрела на Кузьму — как он по-детски пытается выскрести оставшееся в углублении креманницы мороженое. Какой же он все-таки странный… Хороший или плохой — не разберешь. Правильное слово — странный.
— О чем ты думаешь? — неожиданно спросил он.
А может и ожидаемо. Это просто я, залюбовавшись им, не заметила, как он бросил ложку и уставился на меня.
— Ни о чем, — я перевела взгляд на море, которое темнело за листьями винограда, обвившего террасу ресторана. — Что будем делать завтра, кроме как плавать?
— Побежим. Утром. До монастыря и обратно, — ответил Кузьма без запинки, будто только об этом и думал, когда вылизывал мороженое.
И еще думал о том, как стащит с меня майку, как только мы перешагнем порог дома.
Он даже не попытался закрыть дверь на ключ. Он о плохом не думал, и я тоже не стала. Но все же успела подумать про завтрашнюю стирку, глянув на наше любовное поле боя… Куда делась аккуратность Кузьмы? Мог бы хоть простынь расправить… Нет, по трезвому с такими мыслями у меня точно ничего не получится. Надо сосредоточиться на поцелуях, в которых еще чувствуется вкус лесных ягод — не зря он подчищал мороженое. Да и вообще он не зря все делал. И не зря я поехала в Хорватию, и не зря пробежала по стене в Стоне — не будь того поцелуя, ничего бы не было… И разве можно думать о похмелье, когда пьешь вино? Нельзя… И я не хочу думать о том, что мы будем делать завтра, послезавтра и послепослезавтра и вообще в другой жизни, которая начнётся по ту сторону границы…
Сейчас нет никаких границ, кроме прямоугольника кровати, с которого надо постараться не свалиться. А если и свалишься — тоже не беда, главное увлечь за собой одеяло…
— Даша, а если бы я не полез к тебе, ты бы так и уехала без… первого секса? — спросил он, когда мы перебрались в соседнюю комнату и я чуть ослабила хватку его рук у себя под грудью, понимая, что не сделай я это сейчас, мне так и придется спать всю ночь… Нет, оставшуюся половину ночи.
Как хорошо, что перед глазами дверь — закрытая, а не его глаза — открытые. И все равно слова не идут.