Влюбленные антиподы
Шрифт:
— Если чего-то не видеть, то его как бы и нет… — шептал Кузьма мне в ухо, касаясь шеи горячим языком, и я ежилась, потому что было щекотно…
— Мне можно открыть глаза? — спросила я, смотря в белую подушку.
— Можешь, все равно уже не увидишь моей щетины…
А зачем видеть? Я ее чувствую — она там, за моей спиной, на твоем улыбающемся лице. Тебе смешно — ты выкрутился, как всегда. Не хочешь чего-то делать и не делаешь… А я вот просто не знаю, чего хочу и ничего поэтому не делаю. Просто тихо, а порой громко принимаю твои ласки, и тебя, и приму все-то,
Глава 58 "Перчинка"
— Даш, ну чего мы еще не делали в Слано? — спросил Кузьма на утро третьего дня, когда я залезла на пляже под душ, как была в футболке и шортах, а мы сбегали всего-то до монастыря и обратно, три километра от силы.
Мы не говорили про завтра. Вот что мы не делали! Кузьма трындел в эти дни больше обычного, чтобы не возникло ни одного неловкого момента, вызванного затяжной паузой. Мы прокатились на водной мотоцикле. У меня даже получилось проплыть на доске, не огрев ни себя, ни его веслом. У меня стало хватать дыхания до буйков и обратно. У меня только не хватило времени свыкнуться с мыслью, что все хорошее, которое пусть в чём-то и плохое, заканчивается без предупреждения. Да, я знала число, время и место, где все закончится, но никто не предупредил меня, что это будет так больно.
— Ты не вытащил из моря ни одной медузы! — лучше отшучиваться.
Лучше… Но не легче. И я подняла голову, чтобы ледяные струи смыли с лица горячие слёзы.
— Так вылезай скорей из душа и пошли ловить!
И мы пошли, сдирая на ходу прилипшую к телу одежду. Купальник сидел на месте, уже мокрый, и встреча с морем далась легко. Но будет ли таким же легким прощание? Завтрашнее…
— Ты видишь хоть одну медузу? — крикнул Кузьма.
А я ничего не видела. Я жмурилась, но не от воды. У меня в глазах оказалось довольно собственной соли. Ёлки-палки, ведь встала сегодня человеком! И думала — я большая и по пустякам не реву!
Вчера медузы плавали по всей поверхности залива — белые полупрозрачные кружки, к которым я так и не решилась притронуться. Они появились из ниоткуда и, похоже, так же тихо сгинули отсюда. И мы уедем незаметно для окружающих — только официанты заметят наше отсутствие — и тихо разбежимся. Как будто ничего и не было. И этой Хорватии, и этого моря, и этих медуз не было и нет.
Но день был и будет самым обыкновенным: йогурт, пробежка, купание, лежание на шезлонге, мороженое, купание, прогулка до лежбища морских ежей, чтобы обсохнуть для обеда, салат, бокал вина и потом то, чего мне больше всего будет не хватать…
Я лежала у Кузьмы на груди, слушая, как его сердцебиение замедляется до нормального. Мое же сердце по-прежнему бешено стучало в ушах, и я не слышала, что Кузя говорил мне… или просто так, чтобы я не спросила его про завтра. Зря боится — не спрошу. Я знаю, что будет сегодня, когда с гор спустится непроглядная тьма — мы разольём по двум рюмашкам остатки домашней наливки, этого хорватского приворотного зелья, чтобы последний его глоток отвратил нас друг от друга не только физически, но и духовно. Я не хочу думать про завтра, не хочу! Сердце Кузьмы бьется с моим врозь и ничего с ним не поделаешь…
— Эй, чего не отвечаешь?
Он даже подтолкнул меня плечом, и я приподнялась. Он спрашивал, а я не слышала. Я слушала сердце. А сейчас подскочила и села с немым вопросом на лице — что?
— Мы забыли сделать одну вещь.
— Какую? — спросила я тихо: хитрое выражение его лица вселило в меня смутное опасение…
— Сходить поужинать в соседний ресторан.
— Зачем? Мы у этих не все попробовали.
— Для разнообразия.
Какое верное слово — "разнообразие", и бабы у тебя каждую ночь разные для разнообразия…
— Давай вставать! — он спустил с кровати одну ногу. — Ну чего ты на меня уставилась с такой серьезной миной? — И вдруг сам сделался серьезным. — Даш, все хорошо?
— Да, — отрезала я и быстро нашла объяснение постной роже. — Я просто думаю, когда мы устроим грандиозную стирку…
— О, боже… Даш, ну реально, блин… Сюда уборщица придёт. Если тебя это так волнует, то я оставил на неё деньги…
Я сразу напряглась.
— Может, ты и за дом платил?
— Нет! — теперь уже отрезал он. — Не пытайся подловить меня на лжи. Не выйдет. Я тебе ни слова неправды не сказал за весь отпуск.
— А скажешь? — вырвалось у меня нечаянно.
— Да! Прямо сейчас скажу, что вытащу тебя за волосы из кровати, если не пойдёшь одеваться! А правда — вытолкаю пинками!
И он действительно потянулся ко мне ногой, и я быстро спрыгнула на пол.
— Платье?
— И обязательно шляпку… И шпильки… За отсутствием оных разрешаю идти по гравию босиком. Даш, ну оденься уже! Нам действительно надо все выстирать, чтобы не тащить рюкзак грязного.
— Не высохнет…
— До двух часов дня? Смеёшься!
Я не смеялась. Мне становилось грустно. Заранее. Я ненавидела эти "два часа дня", да и все предшествующие им, потому что они были последними. Так же сильно, как раньше желала вернуться в Питер, так сейчас мечтала разбить Кузькин айфон и выключить чертов будильник. В чем дело? В Тихонове, в его постели, в море… Нет, в том, что я не хочу запрыгивать в беличье колесо, из которого меня выдернули. Из которого меня выдернул… Кузьма.
Мы добрались до конкурирующего ресторана — может, не расфуфыренные, но точно малость приодетые для последнего ужина, но, увы и ах…
— У нас нет мест, — улыбнулся официант во все ряды своих акульих зубов.
Почему акульих, да потому что ресторан был рыбным! Хотя, судя по выставленному на улице меню, подавали там не только рыбу.
— Надо утром звонить и бронировать на вечер. Вас записать на завтра?
— Завтра нас здесь не будет, — ответил Кузьма равнодушно, а у меня защемило сердце.
— Очень жаль, — ответствовал официант.
Знал бы он, как мне жаль…
— Ничего, традиций, как говорится, нарушать нельзя! — улыбнулся Кузьма, когда мы подошли к увитой цветами арке нашего единственного ресторана.