Влюбленные женщины (Женщины в любви)
Шрифт:
Коренастая, слегка неряшливая городская девушка оценивающе взглянула в тонкое лицо другой женщины. Они отдали друг другу должное. Молодой человек стоял в стороне и на его лице не было никакого выражения, оно было бесстрастным, и тонкая линия его черных усов над его достаточно большим, сжатым ртом странным образом казалась неприличным намеком. Он был равнодушным, отчужденным, словно напоминание о чем-то мрачном и двусмысленном, напоминание о трущобах.
– Давай, пожалуй, подсобим им его сплавить, – сказала городская девушка, обращаясь к своему молодому человеку. Он не смотрел
– Это ваше изменение мнения вам, похоже, чего-то стоило, – сказал он низким голосом, коверкая слова.
– На этот раз только десять шиллингов, – сказал Биркин.
Мужчина посмотрел на него с хитрым, неуверенным выражением, улыбаясь.
– Полсоверена – это по дешевке, приятель, – сказал он. – Не то, что разводится.
– Мы еще пока не женаты, – сказал Биркин.
– Ну, мы тоже, – громко сказала молодая женщина. – Но мы уже женимся, в субботу.
И она вновь взглянула на молодого человека одновременно решительно и покровительственно и вместе с тем повелительно и очень нежно. Он криво усмехнулся, отворачивая голову. Она подчинила себе его мужское существо, но Боже, ему же было все равно! В нем была какая-то хитрая гордость и настороженное одиночество.
– Удачи вам, – сказал Биркин.
– И вам того же, – сказала молодая женщина. А затем, неуверенно добавила: – А когда же ваш черед?
Биркин оглянулся на Урсулу.
– Пусть леди только скажет, – ответил он. – Мы отправимся к регистратору сразу, как только она будет готова.
Урсула рассмеялась, охваченная смущением и возбуждением.
– Нет никакой спешки, – сказал молодой человек, двусмысленно усмехаясь.
– Не стоит слишком уж рваться, а то шею сломаешь, – сказала молодая женщина. – Это все равно, что концы отбросить – ты женишься на долгий-долгий срок.
Молодой человек отвернулся, словно эти слова задели его.
– Будем надеяться, что чем дольше он будет, тем лучше, – сказал Биркин.
– Вот так-то, приятель, – восхищенно сказал молодой человек. – Наслаждайся, пока это у тебя есть – не бей мертвую собаку.
– Если только она и в самом деле не мертва, – сказала молодая женщина, оглядывая своего молодого человека c ласковой и в то же время властной нежностью.
– Да, разница есть, – насмешливо сказал он.
– А как быть со стулом? – спросил Биркин.
– Хорошо, мы возьмем его, – ответила женщина.
Они все вместе пошли к продавцу, и при этом красивый, но находящийся в унизительном положении молодой человек держался несколько в стороне.
– Вот и все, – сказал Биркин. – Можете забрать его с собой или изменить адрес на свой.
– Нет, Фред его захватит. Я заставлю его поработать ради старого доброго гнезда.
– Попользуюсь Фредом – с мрачным юмором сказал Фред, забирая стул у продавца. У него были грациозные и в то же время до странности незаметные движения, казалось, он движется украдкой.
– А вот и удобный стульчик для мамочки, – сказал он. – Сюда надобно бы подушку.
И он поставил его на каменную плитку площади.
–
– Да, очень, – сказала молодая женщина.
– Присядьте-ка на него, еще пожалеете, что отказались от него, – сказал молодой человек.
Урсула без дальнейших уговоров уселась на стул посреди рыночной площади.
– Весьма удобно, – сказала она, – только довольно жестко. Сами попробуйте.
Она знаком попросила молодого человека присесть. Но он неуклюже, неловко отвернулся в сторону, взглянув на нее блестящими живыми глазами, в которых промелькнуло какое-то хитрое выражение, как у суетливой крысы.
– Не надо его баловать, – сказала молодая женщиа. – Он к стульям непривычный.
Молодой человек отвернулся и с ухмылкой сказал:
– Я только ноги на него кладу.
Обе пары расстались. Молодая женщина поблагодарила их.
– Спасибо вам за стул – он будет стоять у нас, пока не сломается.
– Будет украшением, – сказал молодой человек.
– До свидания, до свидания, – попрощались Урсула и Биркин.
– И вам до свиданьица, – сказал молодой человек, поднимая глаза и избегая взгляда Биркина при повороте головы.
Обе пары направились в разные стороны, и Урсула прижалась к локтю Биркина. Когда они отошли на некоторое расстояние, она оглянлась и посмотрела, как молодой человек шел радом с полной, простой молодой женщиной. Штанины его брюк волочились по земле, в нем была какая-то ускользающая увертка, в которой теперь появилось еще и смущение от того, что он нес в руках стройный изящный старинный стул, обхватив спинку, а четыре тонкие квадратные сходящие на нет ножки находились в опасной близости от гранитных плиток тротуара. И в то же время в нем было что-то неукротимое и обособленное, как в быстрой, верткой крысе. В нем была и странная, не видная глазу красота, которая вызывала еще и отвращение.
– Какие они странные! – воскликнула Урсула.
– Дети человеческие, – сказал он. – Они напоминают мне слова Иисуса: «Tолько кроткие унаследуют землю».
– Но они вовсе не кроткие, – сказала Урсула.
– Нет, не знаю почему, но они самые что ни на есть кроткие, – ответил он.
Они ждали, пока подъедет трамвай. Урсула села наверху и смотрела вниз на город. Закатная дымка уже начала окутывать квадраты переполненных домов.
– И они что, унаследуют землю? – сказала она.
– Да, они.
– Тогда что же остается нам? – спросила она. – Мы ведь не такие как они? Мы же не кроткие.
– Нет. Нам придется жить в расщелинах, которые они нам оставят.
– Какой ужас! Я не хочу жить в расщелинах.
– Не волнуйся, – сказал он. – Это дети человеческие, больше всего они предпочитают рыночные площади и углы улиц. Они оставляют полным-полно расщелин.
– Весь мир, – сказала она.
– Нет, но места хватит.
Трамвай медленно карабкался по холму, где уродливое скопление домишек, серых после зимы, выглядели как видение из ада, только заледеневшего и угловатого. Они сидели и смотрели. Вдали сердито краснел закат. Все было холодным, каким-то съежившимся, переполненным, точно наступил конец света.