Влюблённые
Шрифт:
– Почему вы спрашиваете?
Доктор Калверт растянула губы в по-матерински тёплой улыбке.
– Из ваших слов можно сделать вывод, что с родителями вы были не слишком близки. По крайней мере, с отцом, а значит… кто-то заменял вам их. – Голос доктора Калверт был спокойным и мягким, он переливался хрустальными колокольчиками. – Вероятно, вы проводили больше времени со своей сестрой и…
– Сёстрами, – холодно поправил ее Уилл. – У меня две старших сестры. Было.
– Ну вот видите, – наконец всплеснула руками женщина, – вы начинаете говорить об этом. Это значительный шаг вперёд.
Для Уильяма
– Маргарет, – пересохшие губы разомкнулись, выдавливая из горла знакомое имя, – моя старшая сестра. Я был третьим ребёнком. До того, как умерла Анна. – Он через силу сглотнул набежавшую в рот слюну. Глаза зачесались, и он рассеянно потёр один из них, сухой, как будто он несколько минут смотрел на солнце, стоя посреди снежного поля. – Ей было двадцать. Неудачные роды. Эклампсия. Их не спасли, – помрачнел Уилл, чувствуя, как дрожит его горло.
– Соболезную.
Кажется, ей действительно было жаль.
– Вы любите оперу, доктор Калверт? – неожиданно даже для самого себя выпалил Уилл.
– Не поняла?.. – женщина изумлённо заморгала, явно не ожидая такого поворота разговора.
– Оперу, обычную старую добрую итальянскую оперу.
Доктор Калверт поджала губы, нахмурила аккуратный миниатюрный носик и повела головой, отчего ее рыжие волосы разметались по плечам.
– Не любитель. Мой муж спит каждый раз, когда в программе музыкальный вечер или старые фильмы, – мягко рассмеялась она. – Так что никогда не было возможности посетить театр. А к чему этот вопрос, мистер Белл?
Если бы только Уильям знал. Он ловил себя на мысли, что все происходящее с ним – очередной эпизод какого-то сериала. Он ходит на работу, убирает квартиру за нерадивым соседом, ощущая себя чьей-то женой, а затем отправляется к врачу и жалуется на жизнь, коллег и родителей. И не то чтобы у него не было ни одной причины это делать, но и отвешивать за каждый сеанс крупную сумму он позволить себе не мог, так что то и дело переносил приём по разным причинам. Иногда выдуманным, иногда реальным.
Как в тот раз, когда ему пришлось пропустить встречу, потому что Алану приспичило поиграть в доктора и подлить в кофе Уиллу чистый спирт со словами «Ну я же не могу оскорбить даму водкой».
И все же он должен был поделиться с доктором Калверт странными умозаключениями своего сознания. Уилл чувствовал себя сумасшедшим, соединяя абсолютно несвязанные между собой понятия, но… возможно, именно так и работал мозг Алана? Именно так в его воспалённом сознании появлялись образы, отравляющие жизнь Уилла? Впрочем, он не слишком на это жаловался.
– Есть одна опера, – начать Уильям решил немного издалека. – «Паяцы». Несчастная любовь, смерть, грустный клоун… – усмехнулся он, пытаясь уцепиться за сбегающую от него мысль. – Тони Сопрано 4 никогда не был им. Он больной ублюдок, который не считается ни с кем вокруг себя, включая детей. Но, – вздох, – даже ему далеко до моего отца, доктор Калверт. – Уильям уставился на потолок, отмечая, что разводы от воды на нем закручиваются в весьма причудливые узоры. – И моего соседа по квартире. Иногда мне кажется, что я проснусь посреди ночи, а вокруг ничего нет. Только иллюзия реального мира и спокойной жизни. Только тела и потоки крови, в которых я захлёбываюсь. Нет, конечно, он сказал, что завязал, а его недавняя потеря сильно на него повлияла, но…
4
Энтони Джон Сопрано – персонаж сериала «Клан Сопрано».
– Вы же понимаете, что должны, – холодно прервала его доктор Калверт.
Уилл нахмурился и, слегка приподняв голову, посмотрел на неё.
– Должен что? – он старался, чтобы его голос звучал не слишком ехидно, но получилось это с большим трудом. – Должен позвонить в Бюро и сообщить интересующую их информацию? Бросьте, доктор Калверт. Там нет ровным счётом ничего, что могло бы их заинтересовать.
«По крайней мере, не в это время…»
Вряд ли сотрудников ФБР могли заинтересовать незаконные дела Алана по провозу алкоголя и чего покрепче через канадскую границу где-то в тридцать первом году. Скорее они бы посмотрели на Уилла, покрутили пальцем у виска и отправили лечиться уже не в офис к милой и понимающей женщине, а к кому-то выше, сильнее и с белой рубашкой. Только одна мысль о том, чтобы загреметь в подобное учреждение – а существование рядом с Аланом грозило когда-нибудь к этому привести – приводила Уильяма в ужас: внутри всё замирало, сердце переставало биться, а сознание рисовало картины, как его будут насильно кормить горстями таблеток, превращая в сухофрукт.
– Мой… друг недавно потерял единственную дочь. И переживает это очень своеобразным способом, – скривившись в болезненной гримасе, протянул Уильям.
– Алкоголь? Или наркотики? – напряглась доктор Калверт.
– Нет, – Уильям замотал головой и несколько прядей растрепавшихся вьющихся волос упали ему на лоб, – всего лишь тройная гавайская пицца. Он заказывает тройную гавайскую, а сверху кладёт ещё несколько ананасов из консервной банки. И пепперони. И он знает, что я ненавижу, когда так делают.
– Это… весьма красноречиво, – хохотнула женщина и поменяла ноги местами. – И этот человек, как вы выразились, сосед по квартире, он ваш друг? – она прищурила свои по-лисьи раскосые глаза. – Или нечто большее?
– На что вы намекаете, доктор? – раздражённо-обиженно не то рявкнул, не то поперхнулся воздухом Уильям. – По-моему, я ясно выразился, назвав его своим другом.
Доктор замолчала. Снова. Кажется, она нагло и бесцеремонно прощупывала слабые места Уильяма, а он позволял ей этим пользоваться. И все же Алан был не тем, о ком хотелось сейчас говорить, зная, что его могут подслушать. С любой стороны этой реальности.
Часы медленно бежали, показывая без пяти два, щёлкали секундной стрелкой, и доктор Калверт заёрзала на стуле, опустив наконец обе ноги на пол. Она внимательным карим взглядом рассматривала распластавшегося на кушетке Уилла, пока он рассеянно чесал правое предплечье, где в причудливых геометрических узорах чернил скрывалась светлая кожа. Будь зарплата врача чуть больше, Уилл бы забил себе еще что-нибудь, но вся нынешняя премия ушла на покрытие долгов по кредиткам – жизнь его ничему не учит, – а остатка хватило только на лаконичную фразу «С меня хватит», выведенную аккуратным старомодным почерком.