Влюбленный злодей
Шрифт:
«Интересно, все окружные прокуроры Владимиры Александровичи или через одного?» – Мне удалось сдержать улыбку.
– Присаживайтесь, – хозяин кабинета указал на огромное кресло, обтянутое красной кожей.
– Благодарю. – Я опустился в кресло, мгновенно оценив комфорт.
Коллежский советник Бальц устроился в таком же, расположенном напротив.
– Я поставлен в известность о цели вашего прибытия к нам. Письмо от его превосходительства господина Завадского было получено мною еще третьего дня. – Окружной прокурор немного помолчал, затем продолжил: – Честно говоря, не вижу какой бы то ни было особой надобности в вашем сюда приезде. Дело отставного поручика Скарабеева ясно как божий день: проникновение
– Понимаю вашу озабоченность… Но я лишь исполняю поручение, данное мне окружным прокурором Московской судебной палаты…
Мои слова прозвучали, как мне кажется, вполне убедительно. К тому же это была чистая правда.
– Да, конечно, – согласился со мной окружной прокурор Бальц.
– Где сейчас пребывает Скарабеев? – спросил я.
– Где и положено, – немного удивленно посмотрел на меня окружной прокурор, – в тюремном замке.
И правда, где еще находиться потенциальному насильнику, клеветнику и шантажисту, как не под стражею.
– Кто вел предварительное следствие? – задал я следующий вопрос.
– Судебный следователь Николай Хрисанфович Горемыкин, – ответил Бальц. – Очень ответственный, честный и к тому же добрейшей души человек, насколько я смог в этом увериться. Знаете, я ведь в должности окружного прокурора совсем недавно, – доверительно добавил Владимир Александрович.
– А недавно, это сколько, позвольте узнать? – поинтересовался я.
– Завтра будет неделя.
Я посмотрел на Бальца с откровенным интересом. Весьма легкомысленно давать столь категоричное определение человеку после всего лишь неполного недельного знакомства. Я бы, например, поостерегся…
– Поздравляю, – произнес я.
– Не уверен пока, что есть с чем, – сдержанно отреагировал на мои слова прокурор Бальц и добавил: – Как по мне, так слишком много ответственности.
«Зато должность генеральская», – хотел было сказать я, но промолчал. И произнес единственное:
– Привыкнете…
– Как скоро вы желаете ознакомиться с делом? – спросил окружной прокурор.
– Немедленно, – не раздумывая, ответил я. – А иначе зачем меня принесло в Нижний?
Бальц понимающе кивнул и вызвал секретаря:
– Николая Хрисанфовича ко мне.
Через несколько минут, проведенных со стороны окружного прокурора в праздных вопросах: «Как доехали?», «Где остановились?» и «Как вам Нижний?» и с моей стороны банальных ответов: «Спасибо, хорошо», «В гостинице «Париж», «Впечатляет», в дверь кабинета постучали.
– Войдите, – громко произнес окружной прокурор Бальц.
В кабинет не очень ловко, как-то бочком протиснулся небольшого росточка старикан в поношенном сюртуке с орденским крестиком Святого Владимира Четвертой степени в петличке, дарованном, судя по цифре «35» на нем, за непорочную тридцатипятилетнюю службу в классных чинах. Старику бы открыть дверь пошире, вот тогда и протискиваться бы не пришлось. Но, видно, в Нижнем Новгороде свои традиции, и широко открытая дверь в кабинет начальства воспринимается как признак вольнодумства и неуважения к высокой должности. Стало быть, старикан в поношенном сюртуке вольнодумцем не являлся и начальство премного уважал.
Покосившись на меня и слегка кивнув, Николай Хрисанфович остановился в нескольких шагах от стола, за которым восседал окружной прокурор Бальц.
– Явился по вашему указанию, – отрапортовал орденоносец и снова покосился
– Ну что вы, Николай Хрисанфович, называйте меня просто по имени-отчеству. Я ведь вам уже говорил.
– Не могу-с, господин коллежский советник, не приучен-с.
Кажется, прокурору Бальцу стало неуютно от стариковой почтительности, и он поспешил представить вошедшего мне:
– Вот, Иван Федорович, прошу любить и жаловать: наш лучший и старейший судебный следователь Окружного суда Николай Хрисанфович Горемыкин, надворный советник.
Представившись Горемыкину, я внимательнее присмотрелся к нему. По его летам, а ему было крепко за шестьдесят, если не слегка за семьдесят, Николаю Хрисанфовичу давно положено было иметь чин тайного советника или, на худой конец, действительного статского советника и сделаться «его превосходительством». Однако судебный следователь Горемыкин имел по табели о рангах всего седьмой классный чин, что для его возраста, а главное – выслуги лет, было явно маловато.
«Ну, коли старейшие и лучшие ходят здесь в надворных советниках, – невольно подумалось мне, – то худшие, верно, так и остались в коллежских регистраторах» [1] .
Во взгляде и манере держаться читалась вся непростая судьба судебного следователя Николая Хрисанфовича Горемыкина. Да и фамилия, доставшаяся ему от предков, один из которых однозначно мыкал горе, была недвусмысленной. К тому же я где-то читал, что имя и фамилия накладывают на их носителей отпечаток на всю жизнь. Например, люди с фамилией Скворцовы часто зависимы от иных людей и легко поддаются их влиянию. Личное мнение, значительно отличающееся от остальных, Скворцовы имеют редко, еще реже его высказывают и обычно поют с чужого голоса. А вот Воловцовы, напротив, часто сами по себе и жнецы, и на дуде игрецы, и лишить их собственного мнения, которое обычно у них всегда имеется, непросто, если не сказать невозможно. Наверное, в целом это хорошо. Вот только не для всех ситуаций…
1
Коллежский регистратор – низший классный чин в Табели о рангах.
Николай Хрисанфович был из той породы людей, что служат не за страх, а за совесть. Он просто делал свое дело, ни на что не оглядываясь. Исповедуя, верно, сентенцию: делай что должно, и будь что будет. Он так и делал, не испрашивая за свои труды ни чинов, ни наград. Поэтому их никто ему и не давал.
Прежние окружные прокуроры фон Вендрих, Орлов и Сенявин, когда писали ходатайства о предоставлении наград и чинов, вообще забывали о существовании такого их подначального, как судебный следователь Горемыкин. Забыл бы о Николае Хрисанфовиче и сменивший Сенявина на посту прокурора Окружного суда статский советник Макаров, ежели бы не юбилей Горемыкина, о котором окружному прокурору вовремя напомнили.
Так к своим шестидесяти годам сделался Николай Хрисанфович кавалером ордена и надворным советником. После чего последующие окружные прокуроры Хрулев, Утин и Золотарев опять-таки вспоминали о судебном следователе Горемыкине только тогда, когда надлежало провести предварительное следствие по какому-нибудь щекотливому или шибко путаному делу.
Вот и дело отставного поручика Скарабеева было поручено Николаю Хрисанфовичу Горемыкину окружным прокурором Золотаревым по той же причине – оно являлось весьма щекотливым. Оно и понятно: семейство опороченной бывшим поручиком девушки было в городе очень влиятельным и весьма уважаемым. Поэтому расследование надлежало проводить с большим тактом, чтобы не скомпрометировать в глазах городской общественности саму девушку и не запятнать честь известной в городе фамилии.