Вмерзшие в S-T-I-K-S 2. Клейменые холодом
Шрифт:
Он приложил руку к бороде, и местами в ней появилась проседь. Шрек открыл шкафчик у зеркала, снова приговаривая: «Такс-такс-такс». Заглянул мне в глаза, а затем достал упаковку линз и жидкость для их промывки.
– Ярко голубые. Лучше всего будут отвлекать от остальных черт. С нашей регенерацией, можно их вообще не снимать, но смотри сам по ощущениям.
– Понял.
Шрек снова отклонился, посмотрев на меня.
– Пачку постоянно набивай. Тебе надо килограмм двадцать нажрать, чтобы лицо еще немного поменялось. Тряпки
– Я думал, наоборот, сливаться с ней.
– Ни шиша ты не понимаешь. Чем больше на себя всякого дерьма вычурного понавесишь, тем больше у наблюдателя раздражителей – элементов отвлекающих его внимание, – озаренный какой-то мыслью он приблизился ко мне и провел машинкой по левой брови, сделав там прогалину, похожую на шрам от старой ссадины. – Это лучше раз в пару дней подправлять. Ну, все. Я тут что мог сделал. Как вариант, никто не мешает пластырь куда-нибудь налепить. Тоже неплохо работает. Очки можешь нацепить с обычными стеклами. Еще могу набор клеящихся шрамов выдать, но это, мне кажется, лишнее, ты и так уже на себя не похож.
– Спасибо, – я поднялся с кресла, пожав здоровяку руку.
– Вообще мало внешность изменить, нужно менять весь образ. Подойдешь потом к ростовому зеркалу, посмотри внимательно, подумай хорошенько. Походку поменяй, жесты. Набор актерских практик себе заведи. Хотя бы одну голосовую и одну на мимику лица.
– На мимику лица это как?
– Щурься одним глазом, например, или губу чуть выкати, знаешь, как поцанва приблатненная. Примерно понял?
Я кивнул.
– Забудь что ты Фарт. Нет тебя больше. Другой человек с другими привычками. Как выйдешь с базы все иначе делай. Это поначалу сложно, каждое свое действие контролировать. Особенно с голосом. Проснулся и не помнишь, каким вчера говорил. Но потом ничего привыкаешь.
– Спасибо, – еще раз сказал я.
– Дай лысину потрогать, – тут же потянула Дара свою руку. – Прикольно.
– Хочешь тебя также причешу? – обратился к ней здоровяк.
– Ну уж, нет, – бросила она, вылетев из кабинета.
– Не так быстро, Колючка. – Я выскочил за ней и нацепил мешок на голову, и взяв ее под локоток.
– Куда теперь? – обратился я к Воронцову.
– А теперь тебя ждет следующий рубеж твоей защиты, – улыбаясь, похлопал он меня по плечу.
– Что еще?
– Питомцы твои. Или ты уже забыл про них?
***
Я стоял во дворе базы у самого забора возле наскоро сколоченного вольера, разделенного на две части перегородкой. Создатели озаботились, чтобы питомцы не сбежали и поверх железных прутьев пустили сетку. В левой половине на старой шубе между куч дерьма и луж застывшей блевотины лежал осколок человека. Существо было одето в засаленные дранные лохмотья, в черной бороде, заросшей по самые глаза застряло столько всякого мусора, что она больше напоминала лесную
В правой половине дремал огромный мохнатый пес. Его я сразу узнал. Стоило мне приблизиться, собака открыла глаза и встала в полный рост, оскалив клыки. Шерсть на загривке вздыбилась.
– Помнишь меня, – довольно осклабился я. Пес рыкнул и прыгнул на сетку. – Ничего, вот заживут у меня все болячки, мы с тобой еще подружимся, – пообещал я, приблизившись вплотную к собаке, так что смог почувствовать ее горячее дыхание. Пес громко гавкнул и начал трепать зубами сетку.
– А какого черта он тут делает? – обратился я уже к Воронцову.
– Ну, ты ж на следующий день его должен был забрать, а не явился. Якут позвонил, спросил, че за дела. Я отмазался, мол, проблемы, заберем попозже. Он его еще неделю продержал, а потом пес опять сбежал. Да еще в центр города выскочил, покусал патрульного. Якут сказал, либо мы его забираем, либо он его пристрелит. Так что он с тех пор тут кантуется.
– Видишь? – спросил Воронцов, указывая на расположенные за вольером солидные ямы метровой глубинны.
– Угу.
– Сначала там клетку поставили. Пол естественно не положили.
Я перевел взгляд на собачий угол. В глаза бросились погрызенные деревянные балки, расшатанные прутья и прочие признаки неутолимой жажды свободы. Да-а-а, дури у этой мохнатой животины хоть отбавляй.
Существо в левой половине среагировало на лай и вяло зашевелилось, буркнув что-то нечленораздельное.
– А это что за человеческая субстанция?
– О-о-о, – протянул Воронцов, – это Вася. Он у нас человек широких гастрономических взглядов, так что, я бы рядом с ним не засыпал, тут как с хряком – есть шанс проснуться без пальцев. А ещё он становится на путь исправления и жаждет проявить свои гражданские чувства. Так ведь, Вася, – товарищ подобрал валяющуюся рядом длинную палку и потыкал им бородатый комок.
– А-а-ррррргрх! – прорычало существо, встало на четвереньки и вяло зашарило рукой вокруг.
– А что с ним?
– Да много всего. Споровое голодание. Трясучка. Ломка. Он считай впервые, за хер знает сколько лет, ничего не употребляет. Представляешь, какого ему сейчас?
– Да срать мне как-то, – признался я. – Откуда он говоришь такой выпал?
– Из Промки. Патриарх местный.
– Из Промзоны, говоришь. Вась, а Вась. Мне твоя помощь нужна, слышишь? Экскурсию мне проведешь?
– Р-р-р-р! Ар-р-р-р! Грхрхрх!
– Красноречив молодчик! Ну ничего. Ты у меня заговоришь.
– Ты его беречь должен и молиться на него как на туземцы на тотем.
– Это что, типа представитель местного пантеона? – рассмеялся я. – Бог вони и дерьма?
– Это очень ценный специалист. Он возможно единственный во всей северной долине, кто чувствует открывшийся портал.
– А чего вы его тогда в полуживом состоянии держите? – тут же взвился я. – А если он сейчас откинется?